Сонет Серебряного века. Том 1 - [10]

Заметил мальчиков, игравших в чехарду...

И, видя в первый раз, как смерды забавлялись,

Дивился мальчик-царь: и он играл в саду

С детьми боярскими, но те не так смеялись.

1895

* * *

Родился я, мой друг, на родине сонета,

А не в отечестве таинственных былин, —

И серебристый звон веселых мандолин

Мне пел про радости, не про печали света.

На первый зов мечты я томно ждал ответа

Не в серой тишине задумчивых равнин, —

Средь зимних роз, у ног классических руин,

Мне светлоокий бог открыл восторг поэта!

Потом... не знаю сам, как стало уж своим

Все то, что с детских лет я почитал чужим...

Не спрашивай, мой друг! Кто сердце разгадает?

В моей душе крепка давнишняя любовь,

Как лавры той страны, она не увядает,

Но... прадедов во мне заговорила кровь.

1895

Петр Якубович

Из Сюлли-Прюдома

Затерявшийся крик

Игрой мечты ушел я в глубь веков

И вижу юношу: болезненный, печальный,

Возводит он с толпой других рабов

Хеопсу мавзолей пирамидальный.

Вот он несет на согнутой спине

Чудовищный гранит.

Дрожащая походка...

Глаза глядят страдальчески и кротко...

И страшный крик раздался в тишине!

Тот крик потряс весь воздух, строй эфира,

Дошел до звезд – и там, за гранью мира,

Все вверх идет в пространстве вековом.

Он ищет божества и правды бесконечной...

Прошли века. Гигант остроконечный

Над деспотом стоит в величии немом!

1880

Раны

Со стоном падает в сражении солдат.

Его возьмут, забрызганного кровью,

В больницу отвезут и рану заживят.

И в ясный день поддельному здоровью

Он верит, как дитя... Но с запада сырой

Подует ветер вдруг, и в облаках тумана

Потонет солнца блеск, – и вновь заныла рана!

И веры нет в душе его больной!

Так прихоть времени всесильна; так, порою,

На месте, где душа поражена судьбою,

Я плачу, воскресив забытую печаль.

Слеза, печальный звук, одно пустое слово,

Иль тучка в небесах, – как луч, осветят снова

Погибших лет затерянную даль!

1880

Крылья

Ребенком, крыльев я у бога все молил

И рвался к небесам неопытной душою.

Там все торжественной дышало тишиною —

Мой детский вопль туда не доходил.

Желанием борьбы, желанием простора,

Широкого, как мир, душа была полна...

Прошли года – и что ж? По-прежнему ясна,

Заманчива лазурь для любящего взора.

Но нет в душе моей старинного огня!

О, кто ж ты, демон зла, карающий меня,

Сильней дающий мне познать ярмо бессилья?

Жестокий! Для чего ты дал спине моей

Гнетущие к земле громадностью своей

И все трепещущие крылья?..

1880

Могила

Его сочли бездушным мертвецом.

Но он проснулся. Рот окостенелый

Хотел кричать, но крик его несмелый

Был заглушен каким-то потолком.

И в странной пустоте, холодной и бездонной,

Без звуков, без лучей, лежит он одинок,

Тревожно слушая... Испуганный зрачок

Пронизывает мрак безжизненный и сонный.

Кругом царит загадочный покой...

Вот хочет он привстать... и – ужас! – головой

Ударился о доски гробовые!

Усни и ты, душа моя,

Не плачь, не рвись в небесные края,

Чтоб цепи не почувствовать земные!

1880

На башне

На башне, в поздний час, ученый наблюдал,

Как звездный хор торжественно и смело

Свой вечный путь в пространство направлял;

А утро в бесконечности белело.

Он вычислял... Средь золотых миров

Комета встретилась внимательному взору,

И грозному он молвил метеору:

«Ты вновь придешь чрез столько-то веков!»

Звезда придет, веленье исполняя,

И обмануть не сможет никогда

Науки вечной, в вечности блуждая!

Пусть человечество исчезнет без следа:

На башне бодрствовать упорно и тогда

Ты будешь, Истина святая!

1882

Данаиды

Не ведая покоя, ежечасно

Они бегут с кувшинами толпой

То к бочке, то к колодцу, но – напрасно!

Им не наполнить бочки роковой.

Увы! Дрожат слабеющие руки,

И, онемев, не движется плечо...

Пучина страшная! Конец ли нашей муке?

Неумолимая, чего тебе еще?

И падают они, идти уже не в силах...

Но младшая из всех в сестер своих унылых

Умеет прежнюю уверенность вдохнуть.

Так грезы и мечты бледнеют, разлетаясь,

А юная Надежда, улыбаясь,

– О сестры, говорит, пойдемте снова в путь!

1899

Из Шарля Бодлера

Цыгане в пути

Провидящий народ с огнем во взорах смелых

В путь тронулся вчера в немую глубь степей,

Закинув за спины малюток загорелых,

Прижавши их к сосцам цветущих матерей.

Мужья идут пешком вблизи телег скрипучих,

Где семьи скучены, с кинжалом при бедре,

Задумчиво следя цепь облаков летучих,

Умея тайный смысл постигнуть в их игре.

Сверчок, завидев их из глубины зеленой,

Одетых пылью трав, заводит гимн влюбленный.

К бездомным странникам Природа-мать нежней:

Струится светлый ключ из почвы каменистой,

В пустыне стелется ковер цветов душистый —

Для них, читающих во мгле грядущих дней!

Между 1885 и 1893

Мятежник

Разгневанный Ангел, орлом с высоты

Низринувшись, мощной рукою хватает

За чуб нечестивца и грозно вещает:

«Я – ангел-хранитель! Раскаешься ль ты?

Знай: должно любить без гримасы печальной

Убогого, злого, хромого, слепца,

Чтоб вышить из этой любви без конца

Для ног Иисуса ковер триумфальный.

Любовь такова... Полюби же теплей —

И будет блаженство наградой твоей,

Блаженство, которое ввек не наскучит!»

И Ангел добра, прибегая к бичу,

Рукой исполина отступника мучит.

А тот отвечает одно: «Не хочу!»

1898

Великанша

В те дни, когда цвела Природа красотой,

Чудовищных детей в восторгах зачиная, —

Я б жить хотел у ног гигантши молодой,