Соната незабудки - [99]

— Перестань! — взмолилась она, чуть не плача от смеха. — Ты просто старый болван!

— Да, но я твой старый болван.

— Это точно. — И она заговорила уже вполне серьезно: — Вот как должно было быть с самого начала. У меня во всем мире нет никого ближе тебя, но я не видела тебя столько лет…

— Я понимаю. У меня такое чувство, что мы вчера впервые встретились… В этом и состоит смысл истинной дружбы, Одри. Я хочу, чтобы ты была моей возлюбленной, хочу жениться на тебе, но прежде всего ты дорога мне как друг.

— Я вышла замуж за Сесила лишь потому, что думала, что больше не увижу тебя. Я думала, что ты уехал навсегда, Луис. Но я всегда любила тебя.

— Я знаю это, любовь моя. Не казни себя, — сказал он ласково. — Мне было больно, когда я узнал о твоем замужестве, я чуть не сошел с ума от тоски. Но ведь именно я оставил тебя!

— Но почему же ты уехал? — спросила Одри, качая головой и вспоминая, как она страдала, думая о том, что ее возлюбленный оказался таким эгоистичным.

— Потому что смерть Айлы все изменила. Ты даже выглядела иначе — холодная, равнодушная… Бой был завершен. Я знал, что чувство долга окажется сильнее любви. Знал я и то, что ты не сможешь пойти наперекор своим родителям. Я знал, что все кончено.

— Вовсе не обязательно! Быть может, со временем… — робко начала она.

— Нет, время ничего бы не изменило. Ирония судьбы заключается в том, что теперь они уверены, будто Айла любила меня, и точно согласились бы видеть меня своим зятем.

— Меня это ужасно злит. Если бы я не была замужем за Сесилом…

— Но ты замужем.

— Быть может, я могла бы…

— Одри, — решительно перебил ее Луис. — Я ничего не стану от тебя требовать. Раньше я уже совершил подобную ошибку. Давай попросту жить настоящим, как листья, которые летят туда, куда дует ветер. Давай не будем принимать решений, не будем строить планов. Я не хочу снова потерять тебя.

— Ты не потеряешь меня, Луис, даю тебе слово.

Он крепко обнял ее и поцеловал. Мечта, уже успевшая ослабеть в течение долгих лет ожидания, наконец-то сбывалась. Его поцелуй был полон нежности, страсти и печали. Они вспомнили свой давний разговор под звездным небом, когда их очаровывала мимолетная красота мгновенья, навевая меланхолию, сладкую и горькую одновременно. Но этот поцелуй словно бы смыл последние шестнадцать лет. Он унял боль расставания и всех последующих лет, когда одиночество и раскаянье состарили их раньше срока.

Они галопом мчались к «Ла Магдалена», громко хохоча. Заслышав их раскатистый смех, птицы, прятавшиеся в тени листвы платановых деревьев, расправляли крылья и устремлялись в небо, а страусы пушинками рассыпались по полю. Луис и Одри неслись по пампе, упиваясь ощущением свободы. Они не желали думать о завтрашнем дне, не сожалели о дне вчерашнем — лишь улыбались без стесненья и кричали что-то, будучи вне себя от радости.

Обед сервировали под потертым зонтом на террасе, откуда открывался прекрасный вид на бескрайнюю степь. Эль Чино указал им на мясо, жарящееся на углях под эвкалиптовым деревом. Его маленькие карие глаза сияли от гордости. Этим утром он забил корову, так что куски мяса, аккуратно нанизанные на вертел, наверняка были нежными и свежими. Он наклонился, чтобы проверить готовность, и Одри заметила богато украшенный нож, который повар заткнул за инкрустированный серебряными монетами пояс. До чего же мила эта склонность гаучо ко всему броскому и нарядному! Вскоре Гаэтано подал ей круглый деревянный поднос, чтобы она выбрала кусок сочной говядины.

— Тут хватит еды на целую армию, — улыбнулась она, когда Эль Чино положил мясо ей на тарелку вместе с хорошим ломтем поджаренного хлеба.

— Этого должно хватить моим гаучо и Констанце, — откликнулся Гаэтано. — Но я надеюсь, вам понравится. Мы очень гордимся нашими стадами.

— Вы постоянно живете здесь? — спросила Одри.

— В последнее время я не езжу в город. Я слишком стар и помню слишком многое из того, что хотел бы забыть. Здесь царит тишина и покой. Буэнос-Айрес вечно охвачен какими-то волнениями, а я больше не желаю ввязываться в политику. Слава богу, я бросил это дело давным-давно. От политики одни несчастья, и не только в моей стране. Сейчас я предпочитаю жить как можно проще, и я счастлив. Садитесь же, и приятного вам аппетита.

Гаэтано Одри очень понравился. Она рассказывала ему о себе, зная, что он ничего не знает о ее прошлом, а все сказанное не выйдет за пределы этой фермы. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что приютил любовников, однако ни разу не упомянул об их романе. Разве что взгляд его выражал сочувствие, словно их любовь становилась отчасти и его любовью. Ведь сам Гаэтано никогда и никого так не любил, даже в молодые годы. Одри заметила, что в те моменты, когда он не следит за ее губами, он не может понять ее слов, поэтому терпеливо дожидалась, пока его острый взгляд сосредоточится на ее лице, и лишь затем начинала говорить. Черты лица гостеприимного хозяина мгновенно становились мягче, он склонял голову набок, и все его внимание было сосредоточено на ней. В уголках его губ притаилась искренняя симпатия. Одри наслаждалась присутствием Луиса рядом, его знаками внимания, которых теперь можно было не стыдиться, — нежным прикосновением к руке и тем, как он поправляет длинные пряди, изредка падавшие ей на лицо. У Луиса это выходило естественно, почти машинально, но Одри-то точно знала, что для него каждое прикосновение имеет ценность не меньшую, чем для нее самой. Ей говорил об этом жар его ладоней, от которого у нее по коже бежали мурашки.