Соната незабудки - [47]

Она вернулась домой и увидела, с каким нетерпением ее ждет Сесил. В гостиной гудели печальные голоса друзей и родственников, которые пришли, чтобы выразить соболезнования и сказать слова утешения Роуз и Генри, но Одри не могла смотреть им в глаза. Она попросила Сесила проводить ее в сад.

Было уже темно, сад казался неподвижным, замерзшим и неприступным. Казалось, он тоже протестовал против смерти Айлы. Одри не могла представить себе весны без нее, и сердце девушки снова наполнилось щемящей грустью.

— О, Сесил, я чувствую себя такой потерянной! — Они шли под покровом черного, лишенного звезд неба. — Душевная боль еще хуже, чем физическая. Мне кажется, я никогда не выздоровею. — Она опустила голову, и лицо ее снова исказило горе.

Сесил, переполняемый жалостью, повернулся и обнял ее. Одри слишком устала, чтобы сопротивляться. К ее удивлению, именно это ей было сейчас нужно. Она прижала голову к его груди, и от его теплых и надежных объятий по телу разлилось спокойствие. Он долго не отпускал ее, позволив изливать свое горе и печаль ледяному ветру до тех пор, пока сил плакать не осталось.

— Вы были друг для друга самыми близкими людьми. Это все равно что лишиться правой руки, правда? — сказал Сесил ласково.

Одри кивнула, продолжая глотать слезы.

— Смерть — трагедия даже в старости, — продолжал он. — Но в этом случае человек, по крайней мере, прожил долгую жизнь, а Айла ведь была совсем ребенком. И вся жизнь у нее была еще впереди. Эта мысль наполняет мое сердце злостью. В такие минуты я задаю себе вопрос, есть ли Бог на небесах.

Одри удивилась, что Сесил может говорить с такой страстью.

— Я верю в Бога. Для Айлы пришло время уйти, — ответила она. — Я знаю, что она на небесах. Я действительно верю в это. Я очень буду скучать по ней, вот и все. Я не представляю себе жизни без нее. Я плачу о себе.

— Она всегда будет с тобой. Если ты веришь, что она на небесах, тогда она — дух, как сказал бы Луис, и она будет с тобой.

Одри подумала о Луисе и ощутила вину за то, что позволяет себе так тепло общаться с его братом. Но потом она вспомнила о его несвоевременной требовательности, и от этого сочувствие Сесила показалось ей еще более трогательным.

— Я не могу выйти за тебя, Сесил, — сказала она, не задумываясь. — Мое сердце сейчас далеко.

Сесил приобнял ее и улыбнулся.

— Конечно, не можешь, и твое сердце может быть сейчас только с Айлой. Я понимаю, моя дорогая Одри. Ты не должна была допускать мысли об этом. Мое предложение не лишает меня способности думать. Ты же не считаешь, что я могу быть таким бездушным глупцом?

Внезапно сердце Одри переполнило чувство благодарности.

— Ты не бездушный глупец. Ты — самый добрый, самый лучший мужчина, которого я когда-либо встречала!

— Не думай больше об этом. Пусть время вылечит твою боль. А потом, однажды, когда ты снова будешь готова предстать перед лицом будущего, вернись к моим словам. А я больше не буду говорить об этом. Но буду ждать тебя так долго, как ты захочешь.

— Спасибо, Сесил, — едва выговорила Одри, отстраняясь от него и вынимая из кармана пальто носовой платок. — Ты очень добрый.

Одри вдруг увидела совершенно с другой стороны человека, которого всегда считала холодным. «А рыбы все-таки чувствуют», — подумала она, вспоминая злой комментарий Айлы.

Вернувшись в клуб, Сесил увидел Луиса за фортепиано. Истерзанный отчаянием и пьяный, он бессмысленно ударял по клавишам.

— Я потерял женщину, которую любил, — пробормотал он, не открывая глаз, чтобы не видеть света и зла реального мира.

— Мне очень жаль, Луис, я не понимал этого, — по-доброму сказал Сесил, похлопав брата по плечу. Итак, полковник оказался прав. Луис действительно был влюблен в Айлу.

— Ты, глупец, и половины всего не знаешь, — закричал пьяный Луис. А затем расхохотался, как сумасшедший.

— Утром тебе будет лучше, — вздохнул Сесил, стараясь поставить брата на ноги. Он в сотый раз помог брату подняться по лестнице в его комнатушку, а затем стал раздевать его, словно больного ребенка. Интересно, освободится ли он хоть когда-нибудь от этой обязанности?

— Только смерть избавит меня от этого ада, — в сердцах произнес Луис.

— Ну же, Луис, старик, ты снова полюбишь, — попытался ободрить его Сесил, но терпение его было на исходе.

— Я никогда снова не полюблю! Она — ангел, другой такой не существует.

— Она — ангел. Она с Богом.

Луис озадаченно посмотрел на него.

Сесил нахмурился.

— Время — прекрасный лекарь, — продолжал он.

Эти слова еще больше взбесили Луиса.

— Время! Именно этого она хотела. А у меня его нет!

— Что ты имеешь в виду? — спросил Сесил, стягивая с брата туфли и носки.

— Я не хочу оставаться здесь, если не могу быть с ней. Это убьет меня.

— Сегодня все ощущают то же, что и ты. Мы все чувствуем, что у нас что-то украли, но мы не можем бежать от своей боли.

— Для меня она теперь мертва. Я тоже мог бы уйти.

— Куда?

— Я уйду туда, куда уведет меня ветер.

— Не делай глупостей, — настаивал Сесил, помогая Луису надеть пижаму.

— Я ухожу, чтобы все забыть.

— Что ты будешь делать?

— Умирать, потому что мое сердце разбито. — Он снова засмеялся, но на этот раз его смех был пустым и безнадежным.