Во вторник мы познакомились.
Во вторник мы стали лучшими друзьями, а потом любовниками.
И во вторник все рассыпалось в прах.
На мой взгляд, у Шарлотты Тейлор есть три особенности, которые привлекли мое внимание:
1) Она ненавидит меня. А еще утверждает, что я «деспотичный, властный придурок с гигантским самомнением» (кое-что гигантское у меня и правда есть, но это не самомнение).
2) Она чересчур серьезно воспринимает наши вынужденные занятия.
3) Она чертовски сексуальна… и девственна.
По крайней мере, именно эти особенности меня манили до того, как наши занятия стали длиться дольше, чем положено.
До того, как один невинный поцелуй превратился в сотню непристойных, и до того, как она превратилась в первую женщину, в которую я влюбился.
Казалось, наше совместное будущее после завершения учебы было предопределено: У меня – профессиональный футбол.
У нее – юридический колледж.
Но в конце семестра она бросила меня без объяснений, а затем полностью исчезла из моей жизни.
До сегодняшнего дня.
Во вторник мы познакомились.
Во вторник стали друг другу всем, а потом никем.
И теперь, во вторник, через семь лет…
Наши дни
Нью-Йорк
ГРЕЙСОН КОННОРС СНОВА СТАЛ ЛУЧШИМ ИГРОКОМ СУПЕРКУБКА.
ГРЕЙСОН КОННОРС ПРИНОСИТ НЬЮ-ЙОРКУ ОЧЕРЕДНУЮ ПОБЕДУ В СУПЕРКУБКЕ.
ПОСЛЕДНИЙ ТАЧДАУН КОННОРСА ПОЗВОЛИЛ НЬЮ-ЙОРКУ ОБОЙТИ НЬЮ-ИНГЛЕНД.
Я в сотый раз перечитал утренние заголовки и заставил себя улыбнуться. Я пытался почувствовать хоть что-нибудь – что угодно, – но все было без толку. Победа не должна была ощущаться вот так – я это точно знал, – потому что… ну, потому что я всегда выигрывал.
Над Манхэттеном валил густой снег. Я вышел на балкон и увидел, как строители устанавливают новый транспарант с надписью: «Вперед, Грейсон Коннорс!»
В прошлом году я отпраздновал победу в чемпионате, устроив с членами своей команды безумный пятидневный загул в Лас-Вегасе. Мы залили наш командный самолет тысячедолларовым шампанским, закупленным в избытке для парада Суперкубка, и наслаждались нескончаемым вниманием женщин, желавших знать, «каково это – переспать с чемпионом».
Но в этом году, когда игровые часы показали ноль, а счет – победу нашей команды, воодушевления я вообще не ощутил. Все последующие интервью я прошел с приклеенной на лице фальшивой улыбкой и не полетел со своей командой в Вегас. Я отправился прямиком домой и сообщил полиции о толпе поклонниц, ожидавших меня возле моего дома.
Я решил устроить свою собственную частную вечеринку, но, промотав пять сотен контактов в своем телефоне, понял, что позвонить стоит лишь двоим: моей маме и моему лучшему другу Кайлу. Опять же, моя мама в такой снег без острой необходимости никуда не выйдет, а звать Кайла отмечать победу всего через несколько дней после того, как мы разбили его команду, было немного эгоистично. Даже для меня.
Я попрошу его об этом в следующие выходные…
Я снова прокрутил свои контакты в надежде, что я кого-нибудь упустил, но результат остался прежним. Разозлившись, я запустил телефоном в стену и включил телевизор.
Пока комментаторы шаг за шагом разбирали воскресную игру, раздался стук в дверь.
Недоумевая, почему швейцар позволил кому-либо подняться на этаж без моего разрешения, я подошел и посмотрел в глазок.
Анна?
– Анна, мы уже говорили об этом, – произнес я, открывая дверь и впуская ее. – Ты сперва должна была позвонить и спросить меня, можно ли тебе зайти.
– Я твой агент. – Она усмехнулась и выставила передо мной свой телефон. – Я звонила тебе несколько раз, потому что ты просто взял и сбежал после игры. Ты не отвечал, и я заволновалась. – Она оглядела комнату. – Я помешала праздничной оргии или что?
– Нет, – вздохнул я. – Что тебе нужно?
– Я хотела лично поздравить тебя с победой в твоем втором Суперкубке. – Она передала мне ярко-розовый конверт. – Я так сильно тобой горжусь, что прямо так в открытке и написала.
– Ты проделала весь этот путь только для того, чтобы отдать мне открытку?
– Нет, конечно. – Она улыбнулась и вытащила желтый конверт из сумочки. – Нам нужно подписать кое-какие бумаги и обсудить несколько срочных вопросов.
– У меня есть ощущение, что все это может потерпеть и до следующей недели.
– Может, и потерпит, но что, если один из нас умрет до следующей недели? Что, если ты перед выходными повредишь свою подающую руку, и вдруг окажется, что никто не хочет рекламировать травмированного спортсмена?
Я с недоумением посмотрел на нее. Ни разу не встречал настолько озабоченного человека. Без сомнения, она была лучшая в своем деле, но ее беспокойство не давало ей расслабиться – наверное, поэтому она никогда не брала отгулов. Она применяла слово «неотложный» ко всему, и, только взглянув на нее, я уже понял, что в ее сегодняшних вопросах нет ничего критичного.
