Соната моря - [5]

Погода стояла нежаркая, но солнечная, еда в маленьком ресторанчике на полпути — вкусная. Слегка побаливал живот, но когда он болит каждый месяц, можно научиться с этим справляться.

И дом ей понравился. Он был деревянный, но основательный, прочный. Отчим, хотя и оснастил его всеми удобствами, сумел сохранить налет старины. Он его еще и приумножил: лампа на веранде, похожая на керосиновую была приобретена в комиссионном магазине, какую-то мебель и медную посуду тоже покупали специально.

Мама вытащила из сумки аккуратно свернутую скатерть, вязаную крючком, над которой просидела много вечеров еще в Петербурге. Скатерть легла на широкий дубовый стол — будто всегда тут была.

Видно, фотографии ее впечатлили еще давно, — подумала Лоренца, почему-то немного обидевшись.

Дом ей понравился. На этом хорошее кончилось.

Нет, плохого не было. Отчим с самого начала относился к ней прекрасно, с мамой они всегда были друзьями, Ажуолас, хотя опять отстранился, был все же отличным парнем. Жить бы и радоваться. Но не жилось. Море, сосны и песок были прекрасны, дня два Лоренца ими любовалась, на третий все надоело.

Мама с отчимом наслаждались друг другом. У Ажуоласа были друзья в поселке — то ли местные, то ли тоже отдыхающие. Как-то они приходили в гости. По-русски из них говорила только одна девушка с длинными рыжими локонами, словно сошедшая с картины прерафаэлитов. Ей, похоже, не слишком-то нравилось появление в доме Ажуоласа юной особы, пусть и вроде как младшей сестры. С остальными приходилось объясняться по-английски. К Лоренце ребята отнеслись хорошо, даже приглашали с собой на прогулки, но, увы, прогулки были велосипедные, а она так и не сумела покорить двухколесного зверя. Сама мысль о том, чтоб взгромоздиться на это странное сооружение приводила ее в ужас.

Ажуолас посмеивался.

— Пойми, — говорил он, — велосипед пока едет — не падает. Надо будет тебя поучить. Вот починю второй велосипед, займусь.

Но времени он не находил ни на починку велосипеда, ни на то, чтоб тренировать сестрицу. Все его помыслы были о рыжеволосой красавице. Так что Лоренца была предоставлена сама себе.

Все книги, что нашлись в доме она прочитала, телевизор смотреть не любила, фильмы по видику… Да сколько можно?

Мама советовала заниматься языком. Сама она обложилась учебниками и уже довольно уверенно строила простые фразы.

— Зачем время терять? — воспитывала она дочь, — все равно в школу пойдешь, надо будет язык учить.

Лоренца только плечами пожимала. Ну да, надо. В школе и выучит. А сейчас, вроде, каникулы.

Мама не понимала. Для нее освоить еще один язык было привычной забавой, интересной задачей. Она и так знала шесть, а учиться любила. Нравилось ей и заниматься хозяйством — после тесной квартирки, вечной экономии, занудной работы и множества халтур, так приятно оказаться хозяйкой большого дома, и не одного. Дом был набит бытовой техникой, для уборки приглашали помощницу, да и мужчины были не избалованы и многое делали сами. Так что ей оставались в основном приятные занятия. Подбирать полотенца в ванную в тон кафелю. Сервировать стол — в городе ставить белый сервиз и белые свечи, за городом — тяжелую керамическую посуду, а свечки — цветные. Готовить все новые блюда. Принимать благодарность от любимого мужа — это после стольких лет одиночества. Мама попала в волшебную сказку. На роль сказочного не принца даже — короля — отчим подходил идеально. Дочь все понимала. Но было чертовски грустно, что ей, Лоренце-Ларисе, в маминой судьбе уготована хоть и важная, но не единственная роль. Времена, когда они принадлежали друг другу безраздельно, ушли навсегда.

Лоренца снова вытащила альбом. Пока стояла жара, делала наброски прямо на пляже, жарясь на солнышке. Потом прошли дожди, похолодало. Она влезла в джинсы и кеды и стала совершать пешие прогулки в поисках натуры. Ей понравилась высокая ель, не то чтоб очень стройная, напротив, морские ветры ее согнули и потрепали. Но очень уж она была выразительна. Лоренца решила, что подарит законченную работу маме и подпишет: «Ёлка».

Отчим иногда уезжал на несколько дней в город. Оставались втроем и жили каждый сам по себе.

Так проходили дни — один неотличим от другого, вчера, сегодня и завтра — близнецы-тройняшки.

И когда в маленьком магазинчике, где она обычно покупала бутылку кока-колы, или мороженое, повеяло «Красной Москвой», Лоренца, хотя и замерла на месте, поймала себя на том, что почти обрадовалось. Это уже походило на какое-то приключение.

4

— Это хорошо, что ты больше не убегаешь, — говорила старуха, когда они брели по обочине к автобусной остановке. Лоренца несла пластиковый пакет, набитый макаронами, пачками смеси для каш быстрого приготовления, рыбными консервами и дешевыми конфетами. Бабка отоварилась от души, то и дело приходилось перекладывать пакет из руки в руку. Сумка с рисовальными принадлежностями все время соскальзывала с плеча. Никогда еще дорога до автобусной остановки не казалась такой длинной.

— Я в «Максиму» только по субботам езжу, — рассказывала копия бабушки, — сын меня на машине возит. У меня хорошие сыновья. А дочка — нет, бросила она меня. Замуж вышла, видишь ли. Не пара он ей. Чужие мы…