Сон в Нефритовом павильоне - [219]
Ян посмеялся и спрашивает у госпожи Сюй:
— Отчего это вы ушли без меня, матушка?
— В деревне старухам некогда бездельничать да болтать с сыновьями, — улыбнулась та. — Не мешай нам, видишь, мы заняты!
Князь присмотрелся и увидел, что его наложницы держат в руках небольшие лопаты и оживленно переговариваются, показывая то на деревья, то на траву.
Князь обратился к ним:
— Некогда Пан Дэ-гун[398] поселился на земле Санъян, сам обрабатывал поля, а жена его готовила простую пищу, и были они счастливы. Я, конечно, не похож на Пан Дэ-гуна, зато каждая из вас напоминает мне его супругу!
Хун отшутилась:
— В жизни человека так мало радостей, а время летит так быстро: сто лет — как порыв весеннего ветерка! Зачем же нам превращаться в жён горного отшельника, одетых в холщовые юбки, да закалывать волосы колючками?
Женщины развеселились и, как заправские селяне, ударили в барабан, подняли флажок и, став в ряд, заработали лопатами, громко распевая крестьянскую песню:
Дослушав песню до конца, Ян спросил Хун:
— Не ты ли это сочинила?! Улыбнувшись, Хун отвечала:
— Мне ведомы одни сочетания звуков, но душа музыки от меня скрыта. Попробую все же объяснить вам эту песню. Среди трехсот сочинений, помещенных в «Книгу песен», немало крестьянских: жизнелюбивые напевы царства Вэй,[399] шутки и прибаутки царства Ци, душевные мелодии царства Тан, трудовые песни царства Бинь, безыскусные мотивы царств Чжоу и Шао и стран к югу от них, игривые куплеты царства Чжэн и много других, и все они разные, спутать их друг с другом невозможно. После гибели империи Хань и царства Вэй слагать песни разучились: поэты ударились в славословия и в излияния своих переживаний, принялись в пятисложных или семисложных строках рисовать свои радости и горести, желания и надежды, заботясь прежде всего о внешней красоте стиха, а не о том, чтобы их сочинения полюбились народу. Но крестьянские песни все же сохранились, их можно услышать даже в наше время: мелодии их невеселые и монотонные, ритм быстрый и сложный, в них много недосказанного и мало открытого всем. По ним можно было бы изучать обычаи и нравы простых людей, но очень уж они немногословны; в них прославляются верность и долг, хотя и бывают кое-какие вольности. Они напоминают песни иных веков, к примеру, конца эпохи западного царства Чжоу.
Князь с довольным видом слушал пояснения Хун и кивал головой.
Скоро служанки принесли обед: курицу, вино, горные и полевые овощи. После трапезы ополоснули кувшины в ручье и поставили в них цветы. А потом далеко за полдень потянулись рассказы и разные истории, которыми все развлекали друг друга. Наконец, поднялись и стали собираться домой. И вдруг прибегает служанка из Мужниной Услады и кричит:
— Госпоже Инь очень плохо, поспешите ей на помощь!
А что случилось с госпожой Инь, вы узнаете из следующей главы.
Глава пятьдесят третья
О ТОМ, КАК ВО ФЛИГЕЛЕ МУЖНИНА УСЛАДА ШУТИЛИ ЖЕНЫ КНЯЗЯ И КАК НАЛОЖНИЦЫ КНЯЗЯ ОТПРАВИЛИСЬ НА ЛОДКЕ К ПАВИЛЬОНУ СОПЕРНИК ЛУНЫ
Услышав, что с госпожой Инь что-то случилось, свекровь поспешила к флигелю Мужнина Услада.
Хун успокаивает ее:
— Не тревожьтесь, госпожа Сюй! Наша Инь дохаживает десятую луну, — видимо, начались схватки!
Госпожа Сюй всплеснула руками.
— Как же я не догадалась — она всегда была худенькой, а в последнее время так располнела. А мне и в голову не пришло, что она ждет ребеночка! Почему же вы мне раньше-то ничего не сказали?
Хун улыбнулась.
— Она сама никому в этом не признавалась, — я стала подозревать о происходящем с нею всего несколько лун назад.
Как только женщины подошли к Мужниной Усладе, им навстречу заковыляла кормилица госпожи Инь, старая Сюэ. Она схватила Хун за руку и залилась слезами.
— С ума схожу, что делается! Барышня наша как родилась, так до вчерашнего дня никаких болезней не знала, а с вечера сама не своя стала: мечется, места себе не находит, руки и ноги словно ледышки! Как же быть-то?!
Хун говорит:
— Успокойтесь, бабушка, ничего плохого не происходит!
Она вошла в комнату госпожи Инь — та разметалась на постели, волосы растрепаны, лицо в поту. Увидев Хун, заплакала и тихо просит:
— Спаси меня, Хун!
— Не тревожьтесь, госпожа Инь, — улыбнулась ласково Хун. — Это обычное женское дело. Немного потерпите, и все пройдет!
Хун расстелила шелковое одеяло и занялась роженицей. И вот раздался крик. Он рвался из крохотной груди мальчика с такой силой, что казалось, будто священный дракон взмывает в небо из синего моря. Все радовались, глядя на новорожденного, а свекор и свекровь были просто вне себя от счастья. Только теперь кормилица улыбнулась.
— Вы, барышня, как-то не так рожаете. Я двенадцатерых произвела, словно двенадцать раз сплюнула. Если бы мне довелось так мучиться, я бы от страха больше к мужу в постель не пошла!
Все от души посмеялись. А через три дня старый Ян и госпожа Сюй зашли посмотреть на новорожденного. Мальчик оказался смышленым, как отец, и красивым, как мать, — истинно дитя Единорога и Феникса!
