Сон о золотых рыбках - [32]

Мы работали на машзаводе один раз в неделю по укороченному дню, но денег нам не платили.

Я сначала поучился токарному делу. Через четыре занятия надоело стоять на одном месте, вытачивать болтики и гаечки. Перешёл в группу слесарей. Мои одноклассники стояли у тисов и обрабатывали напильниками заготовки. В группе электрослесарей понравилось. С настоящими электриками ходили по заводским цехам, проводили плановые ревизии электродвигателям. Проверяли износ, меняли смазку, чистили коллекторы. А ещё мы лудили контакты для контроллеров, протирали спиртом лампы установок ТВЧ. Главный энергетик завода Николай Николаевич Кузнецов читал лекции. Мы учились легко и с желанием. Нам выдали комбинезоны и пропуска. В десятом классе сдали экзамены на первый разряд, получили «допуск», разрешающий работу на электроустановках до 1000 вольт. Мы гордились выпачканными солидолом руками, но электрики подсмеивались над нами, говоря, что наша техничка имеет третий разряд. Но техничка мыла пол в нашей дежурной комнате, а мы работали.

…Это удостоверение позволило мне поработать слесарем по ремонту автомобилей и тракторов. Главный инженер предлагал занять место автоэлектрика, но, полистав документы, понял, что мне только семнадцать полных лет, изменил план.

После выпускных экзаменов он предложат поступить в Ленинградскую Лесную Академию, в Красноярский лесотехнологический институт. Руководство леспромхоза дало возможность узнать на практике «почём куб леса», а потом вырастить из меня специалиста. Если бы завкадрами Рая Монархова, уговаривавшая поступать учиться, объяснила, что работники лесной промышленности поступают вне конкурса, то жизнь моя пошла по другой дороге. Но я испугался, полагая, что конкурс будет и среди тех, кто приедет поступать из леспромхозов, а я не смогу отлично сдать вступительные экзамены, учился кое-как. Возможно, что-то другое удержало от этого шага.

4.

Берег нашей юности и берег старых людей, которым уже и выбирать нечего, был всё ещё в тумане. Мы ждём теплоход, мы молоды и полны сил. Два пожилых человека сидят у костра своей жизни. Поднявшийся ветерок принялся разносить и перемешивать туманные слои над Кетью, над пристанью. Стало понятно, что скоро сверху придёт за нами теплоход под номером «ПТ-301».

– Привезли нас на этой лодочке под зиму, – стукнул кулаком по остову паузка старик в плаще и шляпе. По реке уже сало шло – шуга. Вылезли мы на яр, а снег слепит – матушка моя. Стали копать землянки. Это потом начали строить посёлок на берегу Чачанги, где было несколько семей. И хвою заваривали, пили отвар и кору в муку мешали.

– Нас высадили на другую осень. Только ниже по течению. Всех своих похоронил. Назло тебе, думал, выживу. Не помру. Тиф начался.

– Чем ты провинился перед новой властью? Вроде со всеми ручкался. Председателя сельсовета самосидкой поил. Казёнкой потчевал. Всё высматривал и докладывал. Как же тебя не пощадили? Верным псом служил. Девчатам пошил красные косынки.

Старик провёл по лицу ладонью, словно хотел стереть прошлые события, запахнул куртку-штормовку.

– На Пасху ходили по дворам единоличников, которые из кожи лезли, чтобы заплатить налоги и не вступать в колхоз. Как ты, Василий. А вас так жали, что камень бы заплакал.

– Так и ты в сторонке не стоял…

– Все видели, как лодыри и крикуны забрались в колхозы, заняли должности бригадиров и заведующих складами, как из них, из складов тянут по себе имущество раскулаченных. На каждой улице было по колхозу организовано. Маленько и выпил тогда, а сказал (у пожарного сарая несколько человек было) что-то вроде того мол, когда клопы насосутся крови. Ходили активисты по дворам, стучали ручками наганов в ворота, требовали водки, отнимали куличи и крашеные яйца. Через месяц украли с локомобиля пас – приводной ремень. Ребятишки перед моими воротами играли куском ремня. Писарь заходил за самогонкой, увидел его, арестовали меня, обыск делали. Показали, что это я украл пас, – старик замолчал, вороша угли костра. – Умчались мои рысаки, осталась вот эта лодка да крестики у берёзовой рощи. Ты приехал на Алтай с отцом на вольные земли, заняли хорошие наделы, а нам с тятей достались солонец и песок. Весь век мантулил, чтобы вырваться из нужды, чтобы хозяином стать, чтобы на виду быть.

– И стал. Первым богачом был. Сундуки набивал. Говорили, что тебя мобилизовал Колчак. А я не верил. Сам ты пошёл, добровольно, чтобы не пограбили твоё гнездо, не разорили сусеки. Стали красные жать на ваших, так ты переметнулся. Понял – не устоять Колчаку. А ведь возами возил ночью. Куда прятал? В какие подземелья? – старик снял шляпу, принялся махать её над углями.

– А что ты вывоевал? Четырёх парней твоих белые порешили. Трое имели семьи. На твоих руках остались внуки и снохи. Осенью белые взяли тебя проводником, чтоб ты коротким путём провёл в обход озера, а на перешейке отряд был Жарикова – твоего кума. Белые к Волчихе рвались, где были госпиталя и мастерские у красных.

– А ты с Рубцовки патроны в обозе возил?

– Заставили. Куда деваться. Завёл ты полк в болото. Вот тебя и поставили к амбару. Как ты из могилы вылез? Как? Василий Васильевич?