Он решился отыскать синьора Риккардо.
Ему сказали, что художник уехал в Венецию.
Он отправился вслед за ним.
Была тёплая лунная ночь. Венеция пробудилась от тяжёлой дремоты под знойным солнцем; её ночная жизнь закипела.
Он стоял на площади св. Марка.
Освещённая луною сверху и газом с боков, вымощенная мраморными плитами, обставленная колоннадами прокураторий, — великолепная площадь казалась громадным бальным залом. Всё довершало эту иллюзию.
Сквозь зеркальные стёкла кафе лились потоки газового света; посреди площади гремел военный оркестр. Пёстрая, нарядная толпа двигалась сплошной массой от королевского дворца к собору св. Марка, от старых Прокураторий к Палаццо дожей. Изящные, щёголеватые венецианцы, красавицы-венецианки в чёрных кружевных мантильях, бедуины в белых бурнусах, турки и нубийцы в белых и зелёных чалмах, рыбаки в красных колпаках, офицеры в блестящих мундирах теснились на площади и сидели весёлыми группами за столиками перед кафе. Кокетливые фиорайи с корзинками цветов, продавцы газет и карамелей сновали всюду.
Всё пело, смеялось и радовалось жизни.
Он стоял одинокий и печальный среди радостной толпы. Ему страстно хотелось уединения и тишины.
Он прошёл сквозь весёлую толпу, взял гондолу у Пьяцетты и приказал вести себя на Лидо.
Грациозно покачивая своим стальным гребнем, стройная чёрная гондола взрезала зеркальную воду, позолоченную отражением огней Пьяцетты, и устремилась на простор, в тихие лагуны. За колокольней Сан-Джорджо Маджоре сиял круглый диск луны.
Скоро Венеция осталась позади со своими огнями. Гондола неслась по лагуне, осеребрённой луной, мимо чёрных свай, одиноко выступавших из воды. На одной из них приютилась остроконечная часовенка Мадонны, и красный огонь лампадки мерцал у подножия статуи св. Девы, державшей на руках Младенца Христа. Отражение дрожало в море.
Он лежал на чёрных подушках и смотрел на звёздное небо. Лёгкий, тёплый ветер ласкал его разгорячённую голову. Он смотрел на горизонт, туда, где сияла яркая, крупная звезда Венеры…
Он вздохнул и глубоко задумался.
Гондольеры точно замерли на своих местах. Вёсла с тихим плеском погружались в воду; гондола скользила плавно и беззвучно.
Лунный свет целовал море. Лучи рассыпались по водяной поверхности, сверкали дрожащими искрами, протягивались серебряными струнами…
Они ожили, они зазвенели тихими аккордами… В тишине поднялся чудный молодой голос и разбудил сонные лагуны величавым возгласом: «Ave, maris stella!»
Навстречу быстро приближалась другая гондола; из неё доносилось пение… Она приблизилась, поравнялась — один взгляд, и он чуть не вскрикнул: он узнал синьора Риккардо, сидевшего у ног молодой женщины. В его руках была гитара. Он пел.
Луна ярко освещала его лицо, сиявшее задумчивым вдохновением, и обливала белым светом нежный профиль его спутницы и золото её волос под чёрным кружевом мантильи.
Молитва к путеводной звезде торжественно уносилась в вышину, туда, где сияли её светлые лучи.
Он пел! Синьор Риккардо!
Как мог он принять этот голос за голос женщины!?
Но она? Где скрывалась она?..
Один синьор Риккардо мог знать, где она. Он решился следовать за ним.
Всю ночь, до рассвета, они провели в лагунах. Солнце вставало за Лидо, когда они вернулись в Венецию и через Джудекку, по целому лабиринту узких каналов, проникли в сердце старого города. Здесь остановилась гондола, у подножия почерневшего палаццо. Художник и его спутница поднялись вверх по мраморным ступеням, поросшим мхом, и скрылись под портиком монументальной двери, которая затворилась за ними.
Он остался один перед безмолвным дворцом, освещённым первыми лучами солнца, и решился ждать в гондоле, когда разгорится день.
Движение воды, колыхавшей гондолу, укачало его как ребёнка в колыбели. Он заснул тяжёлым сном и спал долго. Зной южного утра разбудил его.
Сурово глянуло на него своим мрачным фасадом мраморное палаццо. Он позвонил.
Молоденькая привратница в деревянных сандалиях, с веером в руке, отворила ему. Он спросил, можно ли видеть художника. Она отвечала утвердительно и пошла вперёд, указывая дорогу. Они прошли квадратный двор, мощённый плитами, вошли в сени и поднялись на второй этаж по широкой лестнице с истёртыми скульптурными украшениями. Девушка отворила дверь и посторонилась. Через этот зал дверь направо. Там студия синьора Риккардо. Она присела и удалилась.
Он пошёл по указанному направлению к двери направо. Около этой двери, прислонённый к стене, стоял большой чёрный ящик. Дверь была отворена.
Он вошёл в большую комнату, беспорядочно заставленную разнообразными предметами искусства, освещённую ослепительным оранжевым светом южного солнца. Он вошёл, он отступил назад и остолбенел.
Прямо против входа, выделяясь белоснежной одеждой на тёмном фоне, стояла красавица под навесом золотой драпировки. Её страстное, южное лицо пылало пламенным румянцем; её чёрные как ночь, тяжёлые волосы увенчивались красными цветами, её пронзительно живые, огненные глаза смотрели прямо на него. Её уста улыбались…
Беспощадное, правдивое солнце — враг сновидений, разрушитель призраков, освещало её…
