Сон и Пепел - [25]

Невозможно было представить, чтобы кто-то занимался подобной чепухой.

– Нет, камень бы не выглядел таким темным. Стали бы мы купаться в одежде?

Я молчала, не зная, что ответить, и в то же время понимая, что разговор с этим дивом не имеет смысла. Доложить обо всем наставнику – вот все, что от меня требовалось.

У Морана была какая-то магическая способность выводить меня из себя. А чтобы сотворить это с эмпатом, надо очень постараться. Бабушка Фредерика часто говорила, что мой дар сильнее, чем у остальных, а значит, чем чаще я им пользовалась, тем быстрее выгорали, словно спички, мои собственные эмоции. А прибегала я к нему постоянно…

– Подожди-подожди! – поспешно попросил Люций, плывя ко мне и баламутя воду.

Я медлила лишь мгновение, смотря на его бессовестное лицо и сделав только один маленький шаг к краю. Но резко остановилась, когда вдруг раздался разъяренный возглас – чужая ругань потревожила птиц, и они взметнулись ввысь с росших поблизости деревьев.

– Эй вы! Вот же паршивцы!

Я вздрогнула, мгновенно узнав голос наставника.

Крутанувшись на пятке, развернулась… по крайней мере, попробовала… но с ногами творилась какая-то ерунда. Размахивая руками в бесполезных попытках сохранить равновесие, я буквально скатилась по камню вниз.

Миг – и громогласный всплеск разлетелся по округе.

Я упала в водоем. Погрузилась с головой в священное озеро и не могла нащупать дна. Я умела плавать, но из-за внезапности всего случившегося ухватилась руками за что получилось, и это оказался ворот мантии Люция. Замерев, я уставилась в его лицо, которое оказалось столь близко, – идеальная фарфоровая кожа блестела от влаги, а в глубине глаз цвета дыма по ободку вспыхивала тьма.

– Вот видишь. Я же говорил, кто-то натер камни, – весело и беззаботно проговорил он, улыбаясь во все зубы, пока его друзья хохотали. – Ты почему покраснела? О, не можешь устоять перед моим очарованием?

Люций поиграл бровями. Ему было невдомек, что я покраснела вовсе не от смущения, а от злости. Мне впервые хотелось зарубить кого-то из даэвов. И я даже попыталась достать из ножен свой меч, тянувший меня ко дну.

Но подбежал ругавшийся наставник, и я пришла в себя.

Я оттолкнула Люция, и его голова на мгновение скрылась под водой. Див вынырнул и засмеялся, а мне с новой силой захотелось его утопить. Мое желание было вполне реализуемо, и я даже понимала, что оно неправильно. Подобные мысли не для светлых. Однако поделать с собой я ничего не могла.

Парни в воде продолжали веселиться. Учитель кричал, требуя, чтобы мы вылезли на берег, проклиная всех, включая меня. Он казался мне самодуром, потому что никогда не слушал объяснений.

И здесь, в воде, я вдруг осознала: меня накажут вместе с этими болванами, ведь я тоже потревожила гладь священного озера. Независимо от обстоятельств, я заслуживала наказания. И в этот момент я почувствовала себя по-настоящему глупо и нелепо и на какой-то миг согласилась с Айвен – с той минуты, как я появилась в лагере, надо мной будто навис злой рок.

Все оставшиеся дни я слушала занятия, стоя на коленях, не имея возможности подняться даже в редкие минутные перерывы. Уже после первого дня ноги тряслись и болели, но совсем не это стало для меня истинным наказанием. Настоящей пыткой оказалось соседство с теневой компанией – нам всем выделили место в самом дальнем углу помещения.

Каждый день, несколько часов бок о бок. Их болтовня всегда звучала громче голоса наставника, едва достигавшего противоположного конца комнаты. Этот постоянно вспыхивавший шум поблизости, иногда прерывавшийся тихим смехом, постепенно выводил из себя.

В одной из книг я прочла о пытке, при которой над пленным подвешивали мешок с водой. Из него, прямо на голову заключенному, падала капля за каплей. Через несколько дней некоторые сходили с ума. Эти капли становились хуже кнута, и в последнюю неделю со мной будто происходило то же самое.

Очень часто под конец дня я просто закрывала глаза, чтобы в который раз постараться сохранить спокойствие. За это время я не обмолвилась с дивами ни словом, не отвечала даже на надоедливую болтовню Люция.

Я знала, что он далеко не глуп – хватило даже короткого знакомства, чтобы это понять. К тому же во время опросов наставника не бывало момента, когда Моран не смог бы дать ответа.

Но каждый раз, когда юноша называл мое имя – а это происходило до десяти раз на дню, – меня едва не передергивало. А все поблизости оборачивались, глазея на нас, будто на уличных артистов. Моран же, точно осознавая это, приставал ко мне все чаще и улыбался все шире.

Фредерик вызывался поговорить с ним, но я примерно предполагала, чем завершится эта беседа. Если бы я хотела все решить насилием, то сама бы давно это сделала. А так скандал между светлыми и теневыми орденами – последнее, чего мы должны добиться, приехав сюда.

Сегодняшним вечером, сидя на кровати и накладывая на покрасневшие колени мазь, травяной аромат которой уже давно пропитал все мое одеяние, я вспомнила разговоры Айвен о печати удачи. Мысль не в первый раз приходила в голову, но до сих пор я отмахивалась от нее словно от надоедливого насекомого.