Somnium breve - [7]

и слушаю колокола.

От строгости Божьего взора

душа изнемогла.

Молюсь о любви чудотворной,

не помню ни злобы, ни зла.

Веригами вечности черной

гремят колокола.

Сизиф («Плыви! Но знай: на берег вожделенный…»)

Плыви! Но знай: на берег вожделенный

ладьи твоей не вынесет прибой.

Прильнул к скалам, отхлынул — за собой

опять умчит ее, щепою пленной.

На мертвый подвиг жизнь обречена.

Смирись, Сизиф! Судьба у всех одна,

За пыткой пытку начинай сначала

и глыбу в гору громозди устало —

чтобы опять к тебе она упала

на окровавленные рамена.

«Бывают дни, позвать не смею друга…»

В.Л. Корвину-Пиотровскому

Бывают дни, позвать не смею друга —

предстанут мертвыми на зов друзья,

и сам не свой, от горького испуга

и жалости к себе заплачу я.

Бывают дни, заря и та без света,

цветы не пахнут и не греет зной.

Хочу прильнуть к земле, но нет ответа:

глуха земля, возлюбленная мной.

Прислушаюсь к волне — волна немеет,

коснусь воды, и не бежит река,

взглянул на небо — вдруг окаменеет,

и глыбами повиснут облака.

Ужасен мир недвижно-безглагольный.

Остановилось время. Душит страх.

О, Боже! Отпусти мне грех невольный,

преображающий Твое творенье в прах.

«Мы на тонущем корабле…»

Мы на тонущем корабле,

под громами; в ветру, во мгле.

Оборвался якорный трос,

налетел ураган, унес.

Слышим моря и бури зов,

волны, волны — как своры псов.

Протрубил охотничий рог,

гонит зверя в проклятый лог, —

рулевому верь иль не верь,

не уйдет затравленный зверь.

Смерть — на тонущем корабле.

Приплывем, да к мертвой земле.

«Судить не нам, когда — как Божий суд…»

Судить не нам, когда — как Божий суд —

решает брань судьбу народов грешных,

и демоны войны в набаты бьют

среди громов и воплей безутешных.

Как примирить Закон и эти тьмы

замученных неискупимой мукой?

И кто палач, кто жертва? Разве мы —

все круговой не связаны порукой?

В ответе каждый. Но за что ответ —

кровавый рок обид и распрей кровных?

Повинны все, невиноватых нет.

И нет виновных.

«В какую тьму слепое мчится время…»

В какую тьму слепое мчится время,

в какой провал низверглась ночь?

Дух изнемог, и непосильно бремя…

К чему! Нельзя помочь.

Не пощадят предвещанные сроки,

Всевышний суд неумолим.

О, Боже наш… Исполнились пророки,

возвеял Элогим.

Поспела жатва — косит смерть. Над кручей

клубится змей, и грохоча

на земли и моря, за тучей туча —

стальная саранча.

Шатаются столпы тысячелетий,

грозой разъята плоть чудес,

и молнии — как огненные плети

карающих небес.

ИЗ АПОКАЛИПСИСА

Ибо пригрел великий день гнева

Его; и кто может устоять?

Откр. Иоан. VI. 17.

1

Глава Его и волосы белели,

как белая волна, как снег; и с плеч

стекал подир, и очи пламенели —

из уст грозил двуострый меч.

Среди семи светильников Престола

семью звездами вспыхнула рука,

и руку поднял Он, и гром глагола

трубой гремел издалека:

— Твои дела Я знаю, ты не хладен

и не горяч. Ты тепл. О, если б мог

ты хладен быть или горяч! Нещаден

огнь поедающий — твой Бог.

Покайся! Вот, как вор в ночи, нежданный

— стою у двери и стучу,

тебя, вкусившего от сокровенной манны,

Я тайны приобщу.

2

И пал я ниц к ногам Его, как мертвый,

не слыша и не видя ничего,

но оживил Господь, десной простертой

коснулся тела моего.

— Не бойся, Он сказал: от тьмы ограда

закланный Агнец сей, спасешься Им,

поправый смертью смерть державу ада

заклял заклятьем неземным.

И будет Он пасти жезлом железным

языки мира, посечет мечом

отвергшихся Меня — венчанный звездным,

недосягаемым венцом.

Тебе ж воздам и каждому из братий

за все труды на ниве бытия…

И книгу Бог вознес, и Агнец снял печати.

И свет увидел я.

3

Увидел знамений поток чудесный,

читая духом света письмена:

была отверста дверь в чертог небесный,

и плыли вечно времена.

Увидел тварей дивно-многооких:

телец, орел и лев и человек,

шестикрылаты, в облаках высоких

взывали: Свят, свят, свят вовек!

Увидел старцев неисповедимых,

престолы их и море, как кристалл, —

и красный змей с главами и диадимах

на землю звезды повергал.

Запечатленная вещала книга

потоп и трус и мор и бранный гром…

И бесов гнали в пещь полки Архистратига,

и было их — тмы тем.

4

И вышли всадники. Один — конь белый,

лук за плечами и венец.

Но только тень сей победитель смелый

и не на Божьей ниве жнец.

Другой — конь рыж, и меч в руке тяжелый,

дымится кровь на лезвее:

от поступи его дрожат престолы,

нет мира от него земле.

И третий, гость незваный государей,

на вороном коне стоял

с мерилом горестным и за динарий

пшеницы меру отмерял.

И был четвертый всадник, под которым

конь бледный: Смерть. Весь ад — за ним…

Губить мечем, грехом и голодом и мором

дано им — четверым.

5

И после видел Ангелов, стоящих

на четырех углах земли,

четыре ветра высоко держащих,

чтоб ветры веять не могли.

И от востока Ангела иного.

Воскликнул: — Не чините зла

земле, доколе Я избранным Слова

печатью не прожгу чела.

Число их сто и сорок и четыре —

плод всех Израиля колен:

пришедших от великой скорби в мире

да не коснется персти тлен!

Им, жаждавшим, алкавшим, убиенным —

источники живые вод,

и всякую слезу с очей рабам смиренным

Господь любви отрет.

6

Семь Ангелов пред Богом грозной славы

трубили в трубы, сотрясая твердь.

И первый протрубил — пал дождь кровавый,

второй — огнем дохнула смерть.

От третьего звезда большая пала,

и от четвертого померк светил

небесных блеск, и трети их не стало.