Сомневайтесь! - [20]

На следующий день утром Лёва ушёл в горы. Проводник-австриец, нанятый накануне, был немолод, но дыхалка у него работала не хуже чем у бывшего покорителя Кавказа и Памира. Первым отдыха запросил покоритель. «Ещё пара лет и я не смогу жить в квартире выше второго этажа, альпинист твою мать… Вернусь домой, запишусь в секцию аэробики. Буду прыгать и скакать, буду ручками махать… А что? – неплохой стишок получился! Ты, Лёва, оказывается, в добавок ко всем своим талантам, ещё и поэт! Ладно, отдохнул. Поползли дальше», – Лёва поднялся с промёрзшей земли и, набрав в лёгкие альпийского воздуха, сделал первый шаг. Молча они прошли ещё около пяти километров. С высоты, на которой они оказались, Левина вилла казалась совсем крошечной, а горный пейзаж потрясающе красивым! «Здорово! – оглядывая горизонт прошептал Лёва. – Как же всё-таки в горах здорово! Нет ничего прекраснее…».

«Лёва, прекрати эту романтическую ерунду, – сказал непонятно откуда и зачем появившийся Лёва-двойник, к которому настоящий Лёва испытывал чувство благодарности за вчерашнее. – Смотри, проводник чего-то разволновался…». Проводник действительно неожиданно остановился, подождал, пока подтянется его ведомый и, глядя по направлению на запад, что-то начал быстро говорить. «Дойч нихт, – ответил ведомый Лёва, – ты что, по-русски никак?.. Нихт?».

Проводник перешёл на английский и скоро Лёва понял, что «дело пахнет керосином», а на самом деле снегопадом или даже метелью. А может быть и снежным бураном! «Только этого не хватало, – подумал он. – Первый раз за пять лет выбрался в горы и на тебе, приехали!».

Буран приближался…, небо потемнело… Почему-то вспомнилась и заиграла в нём всей мощью знакомых аккордов любимая Лёвина песня Высоцкого:

– «Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее…, – проводник сделал шаг в сторону Лёвы и прямо на глазах последнего превратился в снежную большую кошку…

– Что-то воздуху мне мало, ветер пью, туман глотаю…, – аккорды рвали душу, страха не было… Лёва взглянул в полыхающие янтарём глаза снежного барса и в тот же момент всё понял: «Конец!». Первый снежный заряд с силой ударил в лицо, пытаясь сбить с ног… Лёва устоял… Второй заряд…

– Чую с гибельным восторгом пропадаю, пропадаю… – хрипели сотни демонов голосом Высоцкого. Лёвушка широко развёл руки в стороны и с позаимствованным у Владимира Семёновича гибельным восторгом, заорал всей мощью не тронутых табаком лёгких: «А-а-а-а-а». Через мгновение эхо ответило с той же мощью, но он не услышал его ответа. От удара разорвавшейся снежной бомбы он потерял сознание и провалился в цветущее альпийское лето, где уже вполне сдержанно Высоцкий заканчивал свою песню:

– Мы успели. В гости к Богу не бывает опозданий…».

Лёва дослушал последние слова песни и медленно приоткрыл глаза. «Я успел, но я ведь не умер! Или я уже на небе? – он перевернулся на спину и посмотрел на звёзды, увидел Большую медведицу и догадался, что жив. – А кто тебе сказал, Лёва, что тебя ждут на небе? Твоё место совсем не там, – он ещё раз посмотрел на Большую медведицу, вздохнул и резюмировал: – Своё место на небе ты просрал, Лёва. А где проводник? – Проводника нигде не было. – Наверное, решил, что я концы отбросил и пошёл за помощью, чтобы мои останки на большую землю спустить. Глупость! Надо будет в завещании указать, чтобы похоронили в горах. Здесь простор и красота!» – Лёва присел на камень, улыбнулся и начал ждать, удовлетворённый качеством полученного накануне адреналина.

Вполне жизнеспособные Лёвины останки вернулись на виллу к обеду. Его никто не встречал и уже, похоже, не ждал. «Наверное, испугалась глупенькая, что я погибну в этой снежной буре, ночь проплакала и сейчас спит, – подумал с нежностью Лёвушка. – Как я её всё-таки люблю». Войдя в зал, он услышал приглушённый голос жены, идущий сверху из спальни. «С кем она разговаривает? Скорее всего, пытается поднять на ноги половину Австрии, чтобы меня из-под снега поскорее выкопали. «Я иду к тебе, родная», – душа раскрылась в любовном порыве и Лёва взлетел по ступеням на второй этаж. Смех его избранницы остановил Лёву в шаге от двери:

– «… думаю, что он уже не вернётся… А я и не переживаю, с чего ты так подумала? – слышалось из спальни. – Ты не представляешь, какая была буря. Ураган! А он в своей дурацкой курточке пошёл… Да пусть носит что хочет. Я не думаю, что ему на том свете его гардеробчик пригодится… да, и не говори…».

– Бл-дь…, Лёва, давай я её сейчас грохну, – рванулся наружу из глубины оригинала его обозлённый до крайности двойник. – Да не держи ты меня! Сам хочешь её наказать? Ты уверен, что сможешь? Лёва, стой! Не надо… Не сейчас. Ты только всё испортишь…

«Опять слёзы… Да сколько же можно реветь по каждому поводу? – только что устоявший в противоборстве со страшной стихией, Лёвушка действительно не мог сдержать слёз. – Опять предательство! Господи, сколько же ещё испытаний ты собираешься на меня обрушить? Я же не железный!..».

Лёва тихонько спустился в зал, прошёл в столовую и направился к бару. «Напиться? А что это изменит? В мире исчезнет предательство? Нет, не исчезнет, а вот цирроз печени – этот, наоборот, появится. Не буду я пить… Вообще больше пить не буду. Слишком добрым становлюсь, когда выпью, а надо быть злым! Надо быть злым, Лёва… Надо…, – он сжал зубы. – Надо развестись к той самой маме и с бл. дями на этом закончить… Вернёмся в Питер – займусь. Пусть только попробует, сучка, возникнуть…».