Somnambulo - [5]

4

Когда поезд остановился на очередной станции — это была Кастихо, последняя южная станция, — все вдруг загомонили. Стали куда–то что–то тянуть, замелькали сумки, мешки, чемоданы. Кто–то что–то прятал, кто–то просто испугано сидел возле вороха вещей и ждал. А кто–то спал, так и не проснувшись, раскрыв миру слепой темнеющий рот. Мартин догадался, что сейчас будет привычный таможенный досмотр. И впрямь, минут через пятнадцать в вагон неторопливо ввалились четверо патрульных из полиции Проверки Снов. Они не спеша, по–хозяйски оглядели поле своих скорых урожаев и, играючи дубинками, невнятно рыча в черные рации, стали косолапо продвигаться вдоль прохода. Рядом крутился пьяный проводник, он на ходу пытался натянуть свою синюю униформу, но у него ничего не получалось, рука то и дело промахивалась мимо рукава. Проводник беззвучно открывал рот, что–то хотел сказать полицейским, объяснить, признаться во всяческом содействии и надлежащем внимании. Но те с кислой миной отодвигали проводника в сторону, и он бесславно кочевал куда–то по кривой, но опять что–то пытался, опять что–то хотел… Пассажиры сидели внезапно притихшие и бледные, и только потому, что в вагоне наступила пронзительная и невозможная здесь тишина, Мартин смог ясно различить звуки, доносящиеся с перрона. То ли там били кого–то, то ли просто ругались и чего–то требовали, было не понять. Слышны были ругательства, комариный писк зуммера, могучие плевки, и Мартин понял, что на улице тоже полицейские из Проверки Снов, а может и из железнодорожных частей государственной кампании «Имперская Перевозка Сновидений».

Полицейские лениво рылись в вещах, требовали документы, чего–то допытывались от наиболее испуганных и притихших. Взлетающими птицами шумели разворошенные пакеты, раскрываемые «молнии» на сумках как пересохшие пасти кашалотов ощетинивались мелкими железными зубами, клацали голодные замки чемоданов. Шумно дышали раскрасневшиеся патрульные: они с трудом уворачивались от зубастых сумок, они опасливо отдергивали потные пальцы, спасая их от оголодавших латунных клювов, цокали языками, пускали кисейную слюну. Кто–то жалобно объяснял «сеньору начальнику» откуда он, тени мелькали по потолку, и вот уже перед Мартин возникло нечто — плохо выбритое, отечное и хмуро процедило, роняя ленивые слова на пол:

— Сеньор, предъявите паспорт… Так… Билет… Куда едете? В Нунку?.. А почему в Нунку?.. А, сеньор — студент… Что–то не похож сеньор на студента… Ага, вижу–вижу, не слепой… Почему бледный такой, а?.. Говорите, голова болит, духота… хм… А может, наркотики употребляем? Огнестрельное и холодное оружие, валюта, золото, антиправительственная литература? Так, это что?.. Сахар, говоришь? Хосе, проверь!.. Что, действительно сахар?.. А ну, дай я попробую!.. Хм, сладко. Действительно сахар… Это ж надо же — сахар. И зачем… А это что такое? Разверните!.. Та–ак… Ножа нет? Действительно нет… Это что за газета? Отойди Хосе, дай я посмотрю… Э-э, не то… Деньги есть? Покажи!.. Верно, мало… Это подними, да, подними, повыше подними… Эге… Так сеньор говорит, что он — студент? Где учится сеньор студент?.. В Польво — Кальенте? А чего ж сеньор студент едет в Нунку, сейчас же вроде летняя сессия?.. Выгнали? Что ж так?.. Кто в Нунке живет?.. Невеста?.. Дай, посмотрю!.. Верно, невеста… А как у вас со сном? Кошмары не мучают? Снов не помните? Как это?! Вот я помню, и Хосе помнит. Помнит, помнит, чего уж там… А может, вы снов и вовсе не видите?.. Ладно, верю, что такого не бывает. Согласно рескрипту Его Императорского Величества… Держите… Билет исправный, сам вижу, Хосе, чего под руку говоришь… Та–ак… Место сорок второе… Не врешь? Смотри…

Патрульные, наконец, пошли дальше, а Мартин, ругаясь про себя, стал запихивать назад вытрушенные вещи. У него это выходило плохо. Барахло не хотело лезть, оно отчаянно сопротивлялось, цеплялось здесь и там, собиралось комками, «молнии» хватали за пальцы, клювы замков больно клевали запястья. Соседи опасливо косились, прятали головы и прикидывались спящими. Мартин обливался потом, вся рубашка была мокрой, хоть выжимай, в голове у него шумело, ему было нечем дышать, было унизительно и противно. Руки у него мелко тряслись и не попадали куда надо. Он переживал, что так неловко сновидит.

Где–то послышалось натянуто вежливое:

— Добрый вечер, сеньор капитан… Пожалуйста, документы, сеньор капитан… Ничего–ничего, сеньор капитан, это не нужно, мы же понимаем… Билет? Что за пустяки! Конечно же, ваши документы в порядке, ха–ха, как иначе… и сны соответствуют Реестру Разрешенных Сновидений… Все в порядке, сеньор капитан, извините за беспокойство, удачной дороги и доброго сна…

Полицейские и капитан плясали в присядку. Они выбрасывали вперед одеревеневшие ноги, попадали в чьи–то колени и локти, а их хозяева молчаливо улыбались и старались не дышать. Танцы погон и нашивок, начищенных насекомоядных сапог резали застывший воздух на ломаные траектории. Мундиры приседали и нехотя вздымались, выпучивая сухие глазки пуговиц, и казалось, вот–вот избавятся от тел, и перейдут в соседний сон…

Вдруг раздались нестройные вопли на коверканном онейрократском, и Мартин из любопытства не удержался, и выглянул в проход. Патрульные уже не выводили танго чинов и фокстрот инструкций. Они угрожающе нависли над группой расшумевшихся горцев, их рты хищно ощетинились слюнявыми клыками, пальцы обросли когтистыми наростами, а носы жадными хоботами обвились вокруг Нежелательных Лиц. Полицейские хотели первым делом звать подкрепление, но билеты, к их разочарованию, оказались у всех горцев, и паспорта вроде были в порядке. Правда, полицейским хотелось арестовать их всех, надавать дубинками по бокам, нацепить наручники на грязные лапы, и под зад, под зад сапогом, под грязный зад. Однако оружия у горцев не оказалось, и наркотиков при них тоже не оказалось, антиправительственных листовок они не везли, они вообще были неграмотные, эти горцы. Клыки выбивали нестройную дробь расстройства, когти скребли горячий пластик полок, а хоботы заползали в свои лежбища, прячась за кустами усов… Старший патрульный настолько огорчился от всего этого, что отобрал у горцев курево и почти все деньги. А одного горца, самого тщедушного и маленького, от большой обиды служители Проверки Снов вытолкали сапогами, из вагона, страшно матерясь и сплевывая мокрыми окурками на окаменевших старух…