Сомнамбула - [5]
Действительно, не убрано. В холодильнике чисто, медицинская бутылка молока, три редиски, банка горошка.
— Мама уехала неделю назад. Котлеты я выбросил сразу, я их не ем. Чай так себе. Если хочешь, есть хороший кофе.
— Ты умеешь варить кофе, здорово. А я — нет.
— Попробуй сначала.
Попробуем. Раньше ты был призраком, а теперь у тебя есть холодильник. Родители, судя по фотографии, тоже имеются. На вид типичные шестидесятники, волейбол, коньки, лыжи, наверное, байдарки.
— Ты действительно хочешь знать? Ничего особенного, семья инженеров. У тебя, можно подумать, иначе.
— И все-таки.
— Изволь. Папаша до всего дошел своим умом, потому и ценит в людях только ум. Курильщик, махорочник. Неприятный был человек.
— Он что… умер?
— Да нет, жив, что ему сделается. Братец в него. Отдельного упоминания не стоит.
Помнится, нам приходилось туго, донашивали одежду друг за другом, ели мало и плохо и все такое прочее. Ты как раз уехала в Москву. Те два года, когда все выживали как могли, помнишь? Так вот, я не мог себя заставить. Носил студенческий пиджак отца. Не люблю его, а все лучше, чем с Мишенькиного плеча.
— А сестра?
— Марина тоже инженер, не знаю какой. Там на вешалке ее пальто, нравится? Нет. И ей, наверное, тоже не нравится или она привыкла. Или никогда не замечала.
Что еще сказать? Некрасивая, живет бедно, трое детей, муж у нее добрый, но бесхарактерный.
— Что ты понимаешь в красоте. Про маму ничего не сказал.
— Про маму… Мать положила жизнь за детей. Обшивала, обстирывала, ночей, как говорится, не спала. С утра в очередях, работа во вторую смену, домой возвращалась поздно, жарила котлеты. Я просыпался от запаха жареного, накрывался с головой, не помогало. Работает учительницей в школе, вот уже сорок лет с такими уродами, как… Ну да ладно.
— Грустно. А у нас говорили, что твоя бабка «из бывших», институт благородных девиц, муж белый офицер.
— Это мой прадед, его расстреляли в начале 1918 года. Тогда всех под одну гребенку. А он, между прочим, политзаключенный был, подпольщик. Моя прабабка про него никогда не рассказывала, даже детям. Наверное, это было опасно. Но все-таки странно, что и пятьдесят лет спустя…
— Откуда же ты узнал?
— Оттуда. Однажды она подозвала меня, стала говорить, что скоро помрет, а завещания нет. Не дают написать, все хотят к рукам прибрать, кухаркины дети. Она уже была совсем сумасшедшая, с постели не вставала. Попросила достать из-под матраса фотографии. Я их видел единственный раз, куда они потом подевались, не знаю. Офицер был. Впрочем, я помню только усы. Банально. Пожилая женщина в черном платье с белым воротничком. Двухэтажный деревянный дом с вывеской. Еще один мальчик с тросточкой и собакой. Все. Ни имен, ни дат. Чужая жизнь.
— А дети?
— Дети. Выжил только старший сын, остальные — кто во время войны, кто после. В нашей семье дед — самый здоровый персонаж. Байки любил, до девяноста лет как огурец. А папаша не в него. Но тоже проживет будь здоров. И это правильно. И не смотри на меня так. Почему тебя интересует, не понимаю. Генеалогическое древо составить хочешь? Уже составили, у папаши в столе лежит. Твой кофе.
— А мои родители далеко.
— Где же.
— В Лозанне. Папа получил приглашение, работает в ЦЕРНе. Давно уже там. А я не смогла.
— Почему?
— Не знаю. Дура, наверное. Не поеду и все. Мама поплакала и утешилась. Я у них бываю часто, раз в год. Проездом. Вернее, пролетом.
— Откуда куда.
— Маршрут номер один. Рим — Флоренция — Венеция. Пицца, голуби, развалины. Посмотрите налево, посмотрите направо.
История одной зимы. Высота снежного покрова до 50 сантиметров — такого не помнят даже старые хроники, сказала телеведущая. Море начало замерзать, и у берега плавает неправдоподобный лед, похожий на пенопластовый реквизит. Десятый класс в дни каникул свозили в Ялту посмотреть на лед. Где-то я уже читала об этом, о нас с тобой столько всего понаписано. Вот, например, история про мальчика с осколком в сердце. Город с черепичными крышами и геранями на балконах. Крыши все больше шиферные, но герани, дикий виноград, узкие улочки — имеются, а городской розарий не хуже, чем в Никитском ботаническом саду. Путешествие в Лапландию. Мои попутчики, соседи по купе — парочка москвичей, рассказывающих небылицы вчерашней школьнице-провинциалке. Ваше лицо мне определенно знакомо — я не мог Вас видеть на вечеринке у Бори Мессерера? — я зачем-то приврала, что живу в Москве, и потом всю дорогу опасалась, что меня выведут на чистую воду. Мичман ЧФ, желающий осмотреть столицу. Ты не думай, я ведь, если что (если что?), с самыми серьезными намерениями, не какой-нибудь там — полгода по загранкам, денег куры не клюют, будешь как куколка, у меня вся портовая фарца вот где (показывает кулак, внушительно, на правой руке кольцо). Юные король и королева. Сеня с Ленкой, актерская богема, бесконечные разговоры о Фассбиндере. Помнится, накануне сочинения я долго искала экзаменационный лист под столом, на котором храпел Коля Татарский, Сенин однокурсник и вечный дублер (но ведь нашла же, нашла!).
![Над морем](/storage/book-covers/a5/a59900122d1a28e2a273b9c0941be5f0516451bd.jpg)
Завершнева Екатерина родилась в 1971 г., живет в Москве.Закончила факультет психологии МГУ им. Ломоносова, кандидат психологических наук, автор тридцати научных работ на стыке философии и психологии. Участник литературного объединения «Полутона». Публикации в журналах «Новое литературное обозрение», «Вопросы психологии», «TextOnly», «РЕЦ», «Reflect» и др.Автор книги «Сомнамбула» (СПб.: Лимбус Пресс, 2009).«Над морем» — первый поэтический сборник автора, в который вошли избранные стихотворения разных лет (1999–2008).Сегодня я жду от стихов не красоты и комфорта, а жизненных наблюдений, зафиксированной реальности, аналитического подхода.
![Высотка](/storage/book-covers/4e/4ef6e7e947c54f0cbec34774d5ae0030769428ad.jpg)
«Высотка» — это настоящий студенческий универсум начала девяностых. В нем есть Москва и Ленгоры, знаменитое высотное здание МГУ, зачеты, экзамены, разговоры на подоконниках, дневники и письма, много музыки, солнца и путешествий налегке. Главные герои «Высотки» интересны и важны себе и друг другу, серьезны и уязвимы так, как бывает только в юности. И все же в романе Екатерины Завершневой главное остается между строк. Это не сюжет, не подробности и даже не характеры, но сам воздух того времени. И, наверное, свобода, о которой так много говорят герои романа, не замечая, что они бессовестно, бесповоротно счастливы, и что этого счастья теперь ничто не сможет отменить…