Соловушка НКВД - [299]

После решения вопроса о запасе продуктов для личного употребления, Дьяков стал думать о сохранении ценностей, которые собрал за время службы, и зашил золотые ювелирные украшения, червонцы дореволюционной чеканки под подкладку тулупа. Вернулся к исполнению своих обязанностей — обеспечение штаба, казарм, лазарета теплом, использование пленных и перебежчиков в заготовке топлива — рубке деревьев, сборе поломанной мебели для сжигания в печурках в блиндажах, забой отощавших лошадей, передача конины полевым кухням, контроль за шитьем маскировочных халатов из парашютного шелка, ремонт движков радиостанций. Вместе с медперсоналом провел дезинфекцию по уничтожению расплодившихся у военнослужащих насекомых-паразитов, заставлял население расчищать от снега дороги, убирать сугробы у дотов, универмага. Закрывал глаза на пропажу домашних животных, догадываясь, что собак и кошек употребили в пищу. Ежедневно, даже ежечасно ожидал вызова с отчетом к командующему.

«Не хвастаясь, доложу об успешной подготовке к зиме, которая по народным приметам ожидается затяжной, суровой. Попрошу увеличить штат сотрудников магистрата из числа изъявивших желание служить новой власти пленных».

Пожалел, что фюрер не внял просьбе Паулюса увести армию от Волги, двинуться к крайне необходимым рейху богатейшим запасам нефти, и с приходом весны исправить досадную неудачу минувшего сорок первого, войти в Москву.

«Прими к исполнению здравый совет нашего командующего, и в новом году я гулял бы под пальмами цветущей Абхазии, вдыхал соленый запах Черного моря, объедался плодам субтропиков, на набережной Баку слушал прибой волн Каспия».

Понимал, что это мечты, и сильнее ненавидел Сталинград, где вынужден зимовать среди руин.

«Если бы город не переименовали, он остался Царицыном, Сталин не потребовал бы его удержать любой ценой, во что бы то ни стало, вцепиться зубами за кромку берега, не посылал армии на убой. Усатый грузин, точнее, осетин, не смирился, что противник захватил носящий его имя крупнейший на Нижней Волге город. Для Гитлера взятие Сталинграда — главная победа в войне. Посему один вождь станет упрямо пытаться вернуть утраченное, другой не выпустит его из своих рук. Оба властелина из тщеславия согласны потерять свои армии, лишь бы не проиграть. Стоит двум диктаторам столкнуться лбами, и — извержение Везувия, даже всемирный потоп покажутся шутками. — Позавидовал предусмотрительно покинувшему город Мюффке: — Сейчас не мерзнет, не испытывает никаких трудностей, блаженствует в кругу семьи, в нейтральной Швейцарии на берегу Женевского озера. И я бы мог оказаться вдали от войны, проститься с позорной, унизительной ролью шавки, которая вынуждена ходить перед хозяевами на задних лапах, сбыл бы ценности, приобрел виллу, стал хозяином поместья».

Отослал в штаб представление на награждение ряда сотрудников учрежденной лично Гитлером новым орденом за взятие Сталинграда — себя в списке поставил первым.

«Побрякушка на груди заставит каждого с уважением смотреть на обладателя награды».

Перед наступлением Рождества Христова распорядился отыскать елку, игрушки заменить свечами, за неимением ничего лучшего выдать каждому сотруднику пачку галет.

Праздник в армии ожидали с нетерпением, но его изрядно испортил противник — в 8 утра 24 декабря, после артподготовки он начал наступление в районе Мышкова. Несмотря на это, на следующий вечер в штабе собрались за столом с яствами, бутылками (по понятной причине отсутствовал традиционный для сочельника жареный гусь), шампанское заменил коньяк «Мартель». Все это даже не снилось на передовой промерзшим до костей солдатам, офицерам, давно не видевшем горячей пищи, утолявшим голод размоченными сухарями и жмыхом. В блиндажах нестройный хор пел знакомую каждому с детства рождественскую песенку:

Тихая ночь, светлая ночь,

Христос-спаситель, ты пришел!

О, счастливое, святое

Милость несущее Рождество!

За праздничным столом в штабе Дьяков оказался единственным русским, православным среди католиков, евангелистов, протестантов. Собрался было произнести тост за победу фюрера, как из радиоприемника раздался бодрый голос:

— Говорит далекий от фатерлянда Сталинград! Я веду свой репортаж из города, которого Сталин назвал неприступной крепостью, приказал отстаивать до последней капли крови и который сдал доблестной, не знающей поражений германской армии. Большевистский вождь вновь посрамлен, как говорится, посажен в лужу. Снова продемонстрировал бездарность советского командования. Я стою на берегу покрытой льдом крупнейшей русской реки Волги, где граничат Европа и Азия, вижу на посту доблестного немецкого солдата с неизменным в руках автоматом. У защитника цивилизации от варваров волевое лицо потомка легендарного Зигфрида, он полон решимости в любую минуту открыть огонь по врагам, впрочем, их нет, они с позором бежали…

— Выключите этот бред! — потребовал Паулюс. — Подручные герра Геббельса вновь врут, выдают желаемое за действительное, пудрят доверчивым слушателям мозги!

Приказ исполнили — приемник умолк. За столом вновь возникли разговоры. Гомерическим хохотом встретили сообщение о поступлении ящика хорватских медалей, когда как в составе 6-й армии всего сотня хорват. К полуночи, когда тарелки и бутылки опустели, начали расходиться. В общежитие Дьяков добрался бегом, подгоняемый ледяным ветром, опасаясь поскользнуться, разбить лоб, вывихнуть ногу. Спешил поскорее оказаться в тепле и не обращал внимания на не смолкающую, ставшую привычной канонаду.