Соловьиное эхо - [21]

Как много слез она ему дарила,

Как много счастья в душу пролила!

Я видел час ее благословенья —

Детей в слезах покинувшую мать;

На ней лежал оттенок предпочтенья

И женского служения печать.

1844

«О, долго буду я, в молчанье ночи тайной…»

О, долго буду я, в молчанье ночи тайной,

Коварный лепет твой, улыбку, взор случайный,

Перстам послушную волос густую прядь

Из мыслей изгонять и снова призывать;

Дыша порывисто, один, никем не зримый,

Досады и стыда румянами палимый,

Искать хотя одной загадочной черты

В словах, которые произносила ты;

Шептать и поправлять былые выраженья

Речей моих с тобой, исполненных смущенья,

И в опьянении, наперекор уму,

Заветным именем будить ночную тьму.

1844

«Теплый ветер тихо веет…»

Теплый ветер тихо веет,

Жизнью свежей дышит степь,

И курганов зеленеет

Убегающа я цепь.

И далеко меж курганов

Темно-серою змеей

До бледнеющих туманов

Пролегает путь родной.

К безотчетному веселью

Подымаясь в небеса,

Сыплют с неба трель за трелью

Вешних птичек голоса.

184 5

Воздушный город

Вон там по заре растянулся

Причудливый хор облаков:

Все будто бы кровли, да стоны,

Да ряд золотых куполов.

То будто бы белый мой город,

Мой город знакомый, родной,

Высоко на розовом небе

Над темной уснувшей землей,

И весь этот город воздушный

Тихонько на север плывет…

Там кто-то манит за собою —

Да крыльев лететь не дает!..

1846

«Офелия гибла и пела…»

Офелия гибла и пела,

И пела, сплетая венки;

С цветами, венками и песнью

На дно опустилась реки.

И многое с песнями канет

Мне в душу на темное дно,

И много мне чувства, и песен,

И слез, и мечтаний дано.

1846

«Недвижные очи, безумные очи…»

Недвижные очи, безумные очи,

Зачем вы средь дня и в часы полуночи

Так жадно вперяетесь в даль?

Ужели вы в том потонули минувшем,

Давно и мгновенно пред вами мелькнувшем,

Которого сердцу так жаль?

Не высмотреть вам, чего нет и что было,

Что сердце, тоскуя, в себе схоронило

На самое темное дно;

Не вам допросить у случайности жадной,

Куда она скрыла рукой беспощадной,

Что было так щедро дано!

1846

«Ветер злой, ветр крутой в поле…»

Ветер злой, ветр крутой в поле

Заливается,

А сугроб на степной воле

Завивается.

При луне на версте мороз —

Огонечками.

Про живых ветер весть пронес

С позвоночками.

Под дубовым крестом свистит,

Раздувается.

Серый заяц степной хрустит,

Не пугается.

1847

«Ночь светла, мороз сияет…»

Ночь светла, мороз сияет,

Выходи – снежок хрустит;

Пристяжная озябает

И на месте не стоит.

Сядем, полость застегну я, —

Ночь светла и ровен путь.

Ты ни слова, – замолчу я,

И – пошел куда-нибудь!

1847

«На двойном стекле узоры…»

На двойном стекле узоры

Начертил мороз,

Шумный день свои дозоры

И гостей унес;

Смолкнул яркий говор сплетней,

Скучный голос дня:

Благодатней и приветней

Всё кругом меня.

Пред горящими дровами

Сядем – там тепло.

Месяц быстрыми лучами

Пронизал стекло.

Ты хитрила, ты скрывала,

Ты была умна;

Ты давно не отдыхала,

Ты утомлена.

Полон нежного волненья,

Сладостной мечты,

Буду ждать успокоенья

Чистой красоты.

1847

«Постой! здесь хорошо! зубчатой и широкой…»

Постой! здесь хорошо! зубчатой и широкой

Каймою тень легла от сосен в лунный свет…

Какая тишина! Из-за горы высокой

Сюда и доступа мятежным звукам нет.

Я не пойду туда, где камень вероломный,

Скользя из-под пяты с отвесных берегов,

Летит на хрящ морской; где в море вал огромный

Придет – и убежит в объятия валов.

Одна передо мной, под мирными звездами,

Ты здесь, царица чувств, властительница дум…

А там придет волна – и грянет между нами…

Я не пойду туда: там вечный плеск и шум!

1847, 1855

«Непогода – осень – куришь…»

Непогода – осень – куришь,

Куришь – все как будто мало.

Хоть читал бы, – только чтенье

Подвигается так вяло.

Серый день ползет лениво,

И болтают нестерпимо

На стене часы стенные

Языком неутомимо.

Сердце стынет понемногу,

И у жаркого камина

Лезет в голову больную

Все такая чертовщина!

Над дымящимся стаканом

Остывающего чаю,

Слава Богу, понемногу,

Будто вечер, засыпаю…

1847

«Лозы мои за окном разрослись живописно даже…»

Лозы мои за окном разрослись живописно и даже

Свет отнимают. Смотри, вот половина окна

Верхняя темною зеленью листьев покрыта; меж ними,

Будто нарочно, в окне кисть начинает желтеть.

Милая, полно, не трогай!.. К чему этот дух разрушенья!

Ты доставать виноград высунешь руку на двор, —

Белую, полную ручку легко распознают соседи,

Скажут: она у него в комнате тайно была.

1847

«Я люблю его жарко: он тигром в бою…»

Я люблю его жарко: он тигром в бою

Нападает на хищных врагов;

Я люблю в нем отраду, награду мою

И потомка великих отцов.

Кто бы ни был ты – странник простой иль купец, —

Ни овцы, ни верблюда не тронь!

От кобыл Мугаммеда его жеребец —

Что небесный огонь этот конь.

Только мирный пришлец нагибайся в шатер

И одежду дорожную скинь;

На услугу и ласку он ловок и скор:

Он бадья при колодце пустынь.

Будто месяц над кедром, белеет чалма

У него средь широких степей.

Я люблю, и никто – ни Фатима сама —

Не любила пророка сильней!

1847

«Еще весна – как будто неземной…»

Еще весна – как будто неземной

Какой-то дух ночным владеет садом.

Иду я молча, – медленно и рядом

Мой темный профиль движется со мной.

Еще аллей не сумрачен приют,

Между ветвей небесный свод синеет,

А я иду – душистый холод веет

В лицо – иду – и соловьи поют.

Несбыточное грезится опять,