Соловей и роза - [18]

Точно громом поражен.

Все молчат. Сестра бледнеет,

Никуда взглянуть не смеет;

Исподлобья брат глядит;

Всё молчит, – лучина с треском

Лишь горит багровым блеском,

Да по кровле ветр шумит.

«Смотреть на вас и странно мне и больно…»

Смотреть на вас и странно мне и больно:

Жаль ваших взоров, ножек, ручек, плечек.

Скажите, кто вот этот человечек,

Что подле вас стоит самодовольно?

Во мне вся кровь застынет вдруг невольно,

Когда, при блеске двух венчальных свечек,

Он вам подаст одно из двух колечек;

Тогда в слезах молитесь богомольно.

Но я на вас глядеть тогда не стану,

А то, быть может, сердце содрогнется.

К чему тревожить старую в нем рану? —

А то из ней, быть может, яд польется.

Мне только легкой поступи и стану,

Да скрытности дивиться остается.

К картине

Не говори, что счастлив я,

Что я хорош собой,

Что Бог благословил меня

Прекрасною женой.

Не говори, что жизнь сулит

Мне счастье впереди,

Что крошка-сын наш тихо спит,

Прильнув к родной груди.

Напрасных слов не расточай, —

Ненужен мой ответ.

Взгляни в глаза и отвечай:

Что́ – счастлив я иль нет?

Скажи – ты видишь по глазам, —

По сердцу ль мне покой, —

Иль, может быть, я жизнь отдам

Померяться с судьбой?

Отдам, что было мне дано

Блаженства и тоски,

За взгляд, улыбку, – за одно

Пожатие руки.

«Ты говоришь мне: прости!..»

Ты говоришь мне: прости!

Я говорю: до свиданья!

Ты говоришь: не грусти!

Я замышляю признанья.

Дивный был вечер вчера!

Долго он будет в помине;

Всем, – только нам не пора;

Пламя бледнеет в камине.

Что же, – к чему этот взгляд?

Где ж мой язвительный холод?

Грусти твоей ли я рад?

Знать, я надменен и молод?

Что ж ты вздохнула? Цвести —

Цель вековая созданья;

Ты говоришь мне: прости!

Я говорю: до свиданья!

Свобода и неволя

Видишь – мы теперь свободны:

Ведь одно свобода с платой;

Мы за каждый миг блаженства

Жизни отдали утратой.

Что ж не вижу я улыбки?

Иль сильней всего привычка?

Или ты теперь из клетки

Поздно пущенная птичка?

Птичка-радость, друг мой птичка,

Разлюби иную долю!

Видишь – я отверз объятья:

Полети ко мне в неволю.

«После раннего ненастья…»

После раннего ненастья

Что за рост и цвет обильный!

Ты даешь мне столько счастья,

Что сносить лишь может сильный.

Ныне чувства стали редки,

Ты же мне милей свободы;

Но боюсь я той беседки,

Где у ног почиют воды.

Сердце чует, что недаром

Нынче счастие такое;

Я в воде горю пожаром,

А в глазах твоих – так вдвое.

«Мудрым нужно слово света…»

Мудрым нужно слово света,

Дружбе сладок глас участья;

Но влюбленный ждет привета —

Обновительного счастья.

Я ж не знаю: в жизни здешней

Думы ль правы, чувства ль правы?

Отчего так месяц вешний

Жемчугом осыпал травы?

Что они дрожат, как слезы, —

Голубого неба очи?

И зачем в такие грезы

Манит мглу любовник ночи?

Ждет он, что ли? Мне сдается,

Что напрасно я гадаю.

Слышу, сердце чаще бьется,

И со мною что? – не знаю!

«Какая холодная осень!..»

Какая холодная осень!

Надень свою шаль и капот;

Смотри: из-за дремлющих сосен

Как будто пожар восстает.

Сияние северной ночи

Я помню всегда близ тебя,

И светят фосфорные очи,

Да только не греют меня.

«Опять я затеплю лампаду…»

Опять я затеплю лампаду

И вечную книгу раскрою,

Опять помолюся Пречистой

С невольно-горячей слезою.

Опять посетит меня радость

Без бури тоски и веселья,

И снова безмолвные стены

Раздвинет уютная келья.

Прочь горе земное; одно лишь

Про землю напомнит мне внятно —

Когда, обращая страницу,

Увижу прозрачные пятна.

«Снова слышу голос твой…»

Снова слышу голос твой,

Слышу и бледнею;

Расставался, как с душой,

С красотой твоею!

Если б муку эту знал,

Чуял спозаранку, —

Не любил бы, не ласкал

Смуглую цыганку.

Не лелеял бы потом

Этой думы томной

В чистом поле под шатром

Днем и ночью темной.

Что ж напрасно горячить

Кровь в усталых жилах?

Не сумела ты любить,

Я – забыть не в силах.

«Как гений ты, нежданный, стройный…»

Как гений ты, нежданный, стройный,

С небес слетела мне светла,

Смирила ум мой беспокойный,

На лик свой очи привлекла.

Вдали ль душой ты иль меж нами,

Но как-то сладостно, легко

Мне пред тобою, с небесами

Сдружившись, реять высоко;

Без сожаленья, без возврата

Мне сладко чувства расточать

И на тебя очами брата

С улыбкой счастия взирать.

«Напрасно, дивная, смешавшися с толпою…»

Напрасно, дивная, смешавшися с толпою,

Вдоль шумной улицы уныло я пойду;

Судьба меня опять уж не сведет с тобою,

И ярких глаз твоих нигде я не найду.

Ты раз явилась мне, как дивное виденье,

Среди бесчисленных, бесчувственных

людей, —

Но быстры молодость, любовь, и наслажденье,

И слава, и мечты, а ты еще быстрей.

Мне что-то новое сказали эти очи,

И новой истиной невольно грудь полна, —

Как будто на заре, подняв завесу ночи,

Я вижу образы пленительного сна.

Да, сладок был мой сон хоть на одно

мгновенье!

Зато, невольною тоскою отягчен,

Брожу один теперь и жду тебя, виденье,

И ясно предо мной летает светлый сон.

«Слеза слезу с ланиты жаркой гонит…»

Слеза слезу с ланиты жаркой гонит,

Мечта мечту теснит из сердца вон;

Мгновение мгновение хоронит,

И блещет храм на месте похорон.

Крылатый сон опережает брата,

За тучею несутся облака,

Как велика души моей утрата!

Как рана сердца страшно глубока!

Но мой покров я жарко обнимаю,

Хочу, чтоб с ним кипела страсть моя;

Нет, и забывшись, я не забываю, —

Нет, и в ночи безумно плачу я!

«Следить твои шаги, молиться и любить…»