Соловецкие святые и подвижники благочестия: жизнеописания, некоторые поучения, чудесные и знаменательные случаи - [46]

Двадцать семь лет, до самой кончины, как неугасимая свеча, простоял отец Наум на определенной ему службе при гробах святых Соловецких чудотворцев, не изменив, несмотря на преклонные лета, и здесь образа своей жизни.

Храм преподобных никогда не отапливался даже зимой, а отец Наум, во время самых сильных морозов, никогда не надевал теплой одежды и по–прежнему носил только подряс–ник и рясу. Иногда, с чувством сострадания, некоторые ему замечали: «Батюшка, ведь ты застыл», но он с улыбкою отвечал: «Ничего; зато не дремлется» (1, с. 159).

Будучи свободным от общих трудовых послушаний, в остающееся от богослужения и келейных молитв время старец не позволял себе быть в праздности. Зимой он занимался заготовкой дров и изготовлением деревянных поплавков для рыболовных сетей. Этими поплавками постоянно была наполнена вся его келья, так что едва оставалось место для прохода. Для летних трудов он имел в разных местах пять небольших, им самим устроенных, огородов, из которых ближайший был под окнами кельи, а дальние на расстоянии версты от монастыря. Здесь, как неутомимый муравей, он трудился ежедневно: сеял ячмень и овес, сажал разные овощи. Но редко он вкушал от плода рук своих — раздавал всё братии и приезжавшим землякам–карелам.

Постоянными его сожителями были петух и кот. Из них первый заменил ему часы и, конечно, служил символом бодрствования и духовного трезвения. Сон отца Наума был очень короткий: днем он никогда не спал; ночью же, за час до утреннего богослужения, старец будил своих соседей звоном в колокольчик, повешенный в коридоре. Постелью служила ему простая доска в полторы четверти шириной, а изголовьем — полено.

Пребывая в постоянных физических трудах, отец Наум не держал продолжительных постов, но его воздержание можно назвать постоянным постничеством. Не имея в келье ничего съестного, он в трапезу ходил ежедневно к обеду и ужину, но пищи употреблял весьма немного. Когда же братии предлагался белый хлеб, то он, вкусив немного от своей части, оставшееся разделял своим соседям, тем выражая свое братолюбие. Принять такую частичку только редкие не вменяли за счастье.

Так подвизался старец Наум, мирно приближаясь к концу своей земной жизни. Он неопустительно ходил в храм к Богослужению, и никто не запомнит, чтобы когда‑либо уважаемый всеми инок оставил какую‑нибудь службу. Бывало только, что он ино–гда не поспевал к началу утрени, и в таком случае, называя себя ленивым и нерадивым, обыкновенно говорил: «Заспался я сегодня и не слыхал благовеста», — хотя на самом деле за час до утрени будил других ото сна (1, с. 161). Бывало также, замедлив на дальних огородах, приходил поздно и к вечернему богослужению. Если кто‑нибудь в таком случае, шутя, замечал ему, то подвижник на такой дружеский упрек отвечал с улыбкой: «Ну так что ж, и ты не бблыную в сравнении со мной получишь мзду, ибо Владыка и последних награждает наравне с первыми» (1, с. 161).

При всем старании старца укрыться от людей и быть незнаемым его посещали многие великие и малые мира, то есть знатные посетители святой обители и простые богомольцы. Два архиерея — Олонецкий Игнатий и Архангельский — Варлаам — в бытность свою в Соловецком монастыре посещали также его келью. Преосвященный Игнатий, обратив внимание на поленницу иготовленных поплавков, сказал старцу: «Вот ты, отец, труждаешься неутомимо, а я провожу жизнь в лености и бездеятельности», — на что Наум отвечал: «Нет, владыко святый, твои труды весьма велики и богоугодны; и меня особенно радует то, что ты начал учить наших священников карельскому языку, чтобы они могли учить наших земляков на карельском наречии; русский язык редкий кто из них понимает. Это хорошо; до тебя этого не было» (1, с. 162). Во время такой беседы зашумел сидевший за дровами петух, и преосвященный Игнатий спросил: «Для чего у тебя петух?» — «С ним жить, владыко, очень полезно: как он запоет ночью, вот и вспоминаешь Петра–апостола, как он гласом петела пробудился к плачу о своем грехе» (1, с. 162). Преосвященный Варлаам питал особое расположение к старцу и посылал к нему просфоры и письма, прося молитвенной помощи в управлении вверенною ему паствою.

Очистив свой дух молитвой и постом, боголюбец Наум удостоился видений. Однажды перед утреней он шел с фонарем к часовне преподобного Германа для вожжения лампады и сподобился видеть самого угодника Божия, святого Германа, идущим в мантии и клобуке от соборного храма в свою часовню. Вслед за ним вошел и старец, но уже никого не видел. Поняв, кого видел своими глазами, он всех увещевал ежедневно приходить к гробам святых чудотворцев и целовать их раки.

Отец Наум был одарен от Господа и даром прозорливости. Он не дожил до бывшей бомбардировки монастыря англичанами, за два года перед тем переселившись в иную жизнь; но он предвидел опасности и беды, угрожавшие обители, и предсказывал их.

1853 год был последним в жизни старца Наума. Он до последних дней ходил в церковь, не оставлял своих трудов; и, судя по его бодрости, даже нельзя было предполагать близость его кончины. Дня за четыре до преставления братия заметили его болезненное изнеможение, но сам больной, едва передвигая ноги, всё же ходил в храм. За два дня перед отшествием в вечность, придя к вечерне, он с большим трудом мог зажечь свечу перед иконою Божией Матери, заметив подошедшему на помощь ему иноку: «В последний раз сам зажгу» (7, с. 116). После этого он в храме уже не бывал.