Соловецкие святые и подвижники благочестия: жизнеописания, некоторые поучения, чудесные и знаменательные случаи - [45]

В 1791 году, когда будущему иноку было четырнадцать лет, эти предзнаменования исполнились. Его взял к себе один богатый корел, ловивший рыбу вблизи Соловецкого архипелага. Наум приехал к нему на промысел, отработал лето, а на зиму остался в монастыре, откуда уходил затем только для помощи своему благодетелю. Так прошло несколько лет.

Наконец монастырское начальство взяло на себя уплату государственных податей за Наума, и он стал послушником святой обители. Лето он проводил на рыбной ловле, а зимой вязал сети, проводя время в молитве и посте.

Много лет Наум провел также на трудном послушании по ловле морских зверей. Рассказывали, что если попадалось ему много зверей, то он нескольких животных опять отпускал на волю.

В зимнюю пору самоотверженный послушник Наум подвизался еще и на монастырском кожевенном заводе.

В 1801 году, по случаю разрыва отношений России с Англией, он целое лето жил на Секирной горе, находясь на дозоре, в ожидании возможного подхода неприятельских военных кораблей.

Но всё это время, на фоне внешних трудов, в душе будущего старца незримо совершался главный его подвиг — его внутренний человек очищался и становился всё более и более способным к сокровенной жизни во Христе, усвоению даров благодати Святого Духа.

Какое‑либо слово недовольства или ропота никогда не сходило с его уст, потому что, искренне каясь, он сам не замечал за собой никаких заслуг, достойных внимания. Главными чертами его характера были всегдашнее спокойствие духа, кротость и незлобие.

Непрестанное и неленостное занятие покаянной внутренней умно–сердечной молитвой, пребывание на богослужениях и принятие церковных божественных Таинств постепенно совершенствовали его душу. Свободное время он стал посвящать изучению русской грамоты, которой в детстве не занимался, а это дало возможность к самостоятельному изучению Священного Писания и творений святых отцов, без чего немыслимо никакое продвижение вперед по пути духовного совершенствования.

В 1819 году, чрез двадцать восемь лет [!] по вступлении в монастырь, архимандрит Павел дозволил послушнику Науму ноше–ние рясы. Премного тогда радовался Христов труженик этому своему видимому причислению к иноческому чину. В то время он трудился в просфорне.

Опытные подвижники уже видели в иноке Науме человека высокой духовной жизни. Так, духоносный старец Феофан, двадцать пять лет проживший в пустыни, по прибытии в монастырь спрашивал: «Кто у вас Наум? Покажите мне его: он строит себе прекрасную палату (обитель в Небесном Царстве — Ред.)» (1, с. 157). Оба подвижника виделись и беседовали между собой, но беседы их остались для других тайной.

Когда же при архимандрите Макарии было учреждено в Анзерском скиту постоянное чтение Псалтири, отец Наум был определен на это послушание, с назначением, кроме того, в должность псаломщика и с поручением ему некоторых обязанностей по скитскому хозяйству. Здесь он уже получил отдельный уголок — маленькую келью, где каждую ночь перед ликом Божией Матери совершал свои молитвословия и коленопреклонения. У себя он имел только две книги: Псалтирь, по которой отправлялись молитвословия, и «Лествицу» преподобного Иоанна Лествичника, по которой учился подвижничеству.

Мирно и спокойно потекла было жизнь боголюбца Наума в среде малого Христова стада на пустынном острове. Но вскоре постигло его искушение, которое, впрочем, послужило к его славе.

При новом настоятеле было усмотрено, что Наум проживает в монастыре, не имея увольнительного свидетельства от своего сельского общества. Решено было выслать его на прежнее место жительства. В уповании на Божий Промысл, без малейшего прекословия, Наум покорился своей участи: его посадили на попутное судно и отправили с попутчиками–поморцами на родину. Но Бог судил иначе. Противный ветер принудил плавателей остановиться у Заяцкого острова. Проходит день, другой, неделя; ветер не сменяется; еще неделя — ветер тот же. Смущенные корабельщики решились отвезти Наума обратно в монастырь. Таким образом, он опять возвратился на Соловецкий остров, а поморцы с переменившимся ветром отправились домой.

Снова тихо и спокойно потекла жизнь подвижника в Анзерской пустыне. Разделяя с братией все труды, он соединял с ними добровольные подвиги иноческого самоотвержения. По–прежнему он стал уединяться для безмолвного богомыслия и слезных молитв; по ночам по возможности сокращал время сна. От рождения он не пил ни вина, ни пива, ни чаю, не носил теплого платья, а в монастыре довольствовался одним подрясником из грубой ткани и ветхой рясой, которых, конечно, не взял бы и нищий, если бы нашел брошенными на дороге.

Молитвенные подвиги до того умягчили сердце подвижника, что он стал постоянно проливать слезы умиления, особенно в храме, во время поучений.

«— Ты плачешь, отец Наум, а что же я не могу плакать? — говорил ему один молодой инок.

— Придет время, придет, — отвечал Наум, едва сдерживая слезы» (1, с. 158).

В 1826 году Соловецким настоятелем определен был архимандрит Новгородского Кирилловского монастыря Досифей. Он был соловецкий постриженник. Во дни своего монашеского новоначалия будущий пастырь трудился вместе с послушником Наумом на звериной и рыбной ловле и обучал его тогда русской грамоте. Новый настоятель, прибыв в скит, едва узнал в хилом и изможденном старце, одетом в рубище, своего бывшего сотрудника, тридцать шесть лет безропотно трудившегося на пользу обители. Призвав его в монастырь, архимандрит Досифей уволил его от обязательных трудов и поручил чтение синодика в церкви преподобных Зосимы и Савватия, а также возжжение лампад в часовнях преподобных Германа и Иринарха.