Соломон, колдун, охранник Свинухов, молоко, баба Лена и др. - [7]

Шрифт
Интервал

Стало смеркаться. В бассейне включили свет, на всякий случай тренер по плаванию взяла багор, чтобы меня спасать, профорг Петя схватил пенопластовый поплавок, а мастер спорта по подводному плаванию Сиговцева изготовилась спасать утопающего. Но я все плыл.

Очень тяжело пришлось на половине дистанции. Я попытался развернуться нырком, но наглотался воды и поэтому разворачивался боком, затратив на процедуру минут десять, но плыл. Все мои одногруппники приуныли, а кое-кто, не веря, что я выплыву, потянулся к выходу.

На последних десяти метрах, на глубине, я стал задыхаться, движения замедлились, и если до этого я передвигался брассом, то тут застучал по-собачьи. Тренерша оживилась и поднесла багор к моей голове, чтобы я его схватил рукой, но я все плыл и не стал трогать эту палку. Алена Сиговцева (которая мастер спорта) стала мне кокетливо улыбаться – если честно, я не понял, к чему это. Профорг Петя бросил в меня поплавок, но промазал. Я же за пятьдесят сантиметров до стены потерял сознание, но все плыл, хоть по-собачьи.

Как меня достали из воды, я не помню, но утром мой одногруппник Миша повел меня играть в футбол, что означало, что норматив в сто метров я выполнил.

Медаль восьмисотпятидесятилетия Москвы

На празднование восьмисотпятидесятилетия города Москвы правительство столицы начеканило очень много памятных медалей. Так много, что после раздачи их всем, кому полагалось, всем, кому не полагалось, а также родственникам и знакомым все равно осталось столько, что разрешили получить любому желающему, лишь бы он убедил в своем вкладе в развитие города.

По тайным каналам эта информация распространилась среди людей, и я понял, что смогу в нежном возрасте получить награду, не сделав решительно ничего, кроме написания письма от имени организации, которая обоснует мое награждение наряду с заслуженными ветеранами.

Мой труд не очень заметен, но, как мне кажется, важен. По крайней мере, в компании подвыпивших мужичков или недоучившихся школьников я часто раздуваю щеки и называю себя писателем, зная трепетное отношение нашего народа к слову и сладко надеясь на подобострастное лебезение. Потом я, конечно, добавляю, что технический и что пишу инструкции для автомобилей и автоматов, но первое впечатление имеет такое сильное воздействие, что малозаметная добавка уже ничего не меняет, и вокруг меня образуется метровый круг восторженных идиотов.

Это не раз выручало в незнакомой компании и при первом свидании с девушками, поэтому я решительно вошел в кабинет руководительницы профкома нашего предприятия Тубы Нееховны, приехавшей когда-то в Москву из отдаленного татарского селения. Ее виза оставалась последним препятствием к моему возвышению.

От волнения и предвкушения я назвал женщину Тумбой Нех.евной – и быстро лишился вероятности получения медали. Награду я потом, конечно, приобрел (через младшего брата), но ошибку запомнил надолго, ибо обо мне распространилось твердое представление как о человеке злом и неграмотном, что при моей профессии смерти подобно.

Бразильский футбол

В Бразилии совсем другая жизнь, и когда туда попадаешь, начинаешь ей подчиняться, совсем забывая, что ты русский.

Во-первых, бразильцы не курят – и я уже на второй день сигарету выбросил. Во-вторых, они не пьют крепкие алкогольные напитки, а предпочитают свое пиво, которое покупают ящиками в упаковках ноль три. Это пиво утоляет жажду, но тут я не мог отказаться от вредных привычек и покупал в посольской миссии немецкий «Будвайзер».

Вся Бразилия по утрам бегает. Вдоль Капакабаны идет дорога из трех частей: на одной машины едут, на другой велосипеды катятся, а на третьей движутся люди. Я потом много раз пытался повторить свои южноамериканские подвиги в Москве. Вставал по утрам и трусил по Кузьминскому парку, но быстро задыхался или забивал на это. Здесь же морской ветер с капельками соленой воды помогает ногам подпрыгивать вверх, и все тело наливается приятной энергией, будто подпитался батарейками «Энерджайзер».

Бразильцы не любят ничего, что грузит. Их любимое слово – маняня, что переводится с испанского как «завтра». Так отвечают на любое дело, требующее какой-либо работы, кроме танцевания, танцы же начинаются с первыми звуками мелодии. Не успеешь оглянуться, а уже все вокруг рубят самбу или крутятся по кругу, и нет в Бразилии лучшего способа наладить контакты, чем привезти русскую гитару и запеть песню. Но только веселую (sic!)! Ибо из-за «Ямщика» или «Мороза» можно испортить дипломатические отношения.

Очень свободные везде любовные похождения. Машины притормаживают перед красивыми мулатками, а на пляже в воде двухметровые негры могут часами трясти девушек, ничего не стесняясь, а главное, что и окружающие не обращают на такое поведение внимания.

В чем мы похожи – так это в еде. Продолжается стол весь день. Садятся с рассветом и расходятся с закатом, перемежая еду разговорами, переменой блюд, шашлыком и барбекю. При этом все бразильцы и бразильянки худые. Я не видел ни одного толстого или полного.

Долгий обед заканчивается футболом: женщины на мужчин, – и, честное слово, я нигде так не страдал на спортивной арене. Ведь все бразильянки техничные, быстрые, злые и грубые. Я не встречал более грубой команды в мире – бьют сразу, по всем местам, и если не ногами, то руками, наотмашь. Мы же, русские футболисты, об этом не знали и поначалу галантничали, но, заметив, как местные мужики с бабами не церемонятся, стали отвечать по полной программе и вытащили ничью.


Еще от автора Вячеслав Анатольевич Харченко
Чай со слониками

Вячеслав Харченко – прозаик. Родился в Краснодарском крае, окончил МГУ, учился в Литературном институте имени А. М. Горького. Лауреат Волошинского литературного конкурса. Печатался в журналах «Знамя», «Октябрь», «Волга» и др. В книге «Чай со слониками» представлены емкие, реалистичные, порой предельно жесткие тексты о любви и взаимоотношениях между мужчиной и женщиной. В персонажах повестей и рассказов читатель легко узнает себя, своих близких, соседей и сослуживцев.


Спокойная жизнь

«…Иногда я просыпался среди ночи и внимательно вглядывался в её овальное, мягкое лицо и думал, как внешность может быть обманчива, как в этом небольшом и хрупком тельце скрывается столько воли и мужества. Я бережно и осторожно перебирал её тёмные каштановые волосы, горько проводил ладонью по нежной коже и думал, что, наверное, я просто ущербен, что мне нужна какая-то другая женщина, добрая и покладистая, которая будет смотреть мне в рот и выполнять мои маленькие мужские прихоти. Чтобы я входил в дом, медленно снимал ботинки, аккуратно мыл руки в ванной, торжественно садился за стол, а она бы в фартуке, улыбаясь, говорила мне: «Антон, ужин готов».Но Света всегда была где-то там, далеко…».


Это коты

«…Я занес зверька в дом и стал его кормить. Он ел, ел и ел. Он ел, ел и ел. Сначала он съел сырокопченую ветчину «Останкинскую», потом курицу-гриль из ларька узбеков, потом накинулся на камбалу холодного копчения, прикончил консервы «Уха камчатская», выпил литр молока и полез ко мне на диван обниматься. Из маленьких черных лапок он выпускал острые коготки и поднимался по моему халату в направлении лица – наверное, чтобы расцеловать…».


Ева

Ничего в Еве не было. Рыжая, худая, низенькая. Постоянно дымила. В детстве у Евы отец умер от врачебной ошибки. Думали, что язвенный колит, а оказался обыкновенный аппендицит. Когда прорвало, отца даже до больницы не довезли, так и отошёл в «Скорой помощи»… Отец часто снился Еве, и поэтому она писала статьи о врачебных ошибках. Много раз она, захватив с собой меня в качестве оператора, выезжала в какие-то заброшенные и запущенные больницы для проведения очередного журналистского расследования. Все эти желтолицые, скрюченные, измученные больные любили Еву, а администрация города и главный врач города Еву ненавидели…».


Рекомендуем почитать
Книга ароматов. Флакон счастья

Каждый аромат рассказывает историю. Порой мы слышим то, что хотел донести парфюмер, создавая свое творение. Бывает, аромат нашептывает тайные желания и мечты. А иногда отражение нашей души предстает перед нами, и мы по-настоящему начинаем понимать себя самих. Носите ароматы, слушайте их и ищите самый заветный, который дарит крылья и делает счастливым.


Книга ароматов. Доверяй своему носу

Ароматы – не просто пахучие молекулы вокруг вас, они живые и могут поведать истории, главное внимательно слушать. А я еще быстро записывала, и получилась эта книга. В ней истории, рассказанные для моего носа. Скорее всего, они не будут похожи на истории, звучащие для вас, у вас будут свои, потому что у вас другой нос, другое сердце и другая душа. Но ароматы старались, и я очень хочу поделиться с вами этими историями.


Гусь Фриц

Россия и Германия. Наверное, нет двух других стран, которые имели бы такие глубокие и трагические связи. Русские немцы – люди промежутка, больше не свои там, на родине, и чужие здесь, в России. Две мировые войны. Две самые страшные диктатуры в истории человечества: Сталин и Гитлер. Образ врага с Востока и образ врага с Запада. И между жерновами истории, между двумя тоталитарными режимами, вынуждавшими людей уничтожать собственное прошлое, принимать отчеканенные государством политически верные идентичности, – история одной семьи, чей предок прибыл в Россию из Германии как апостол гомеопатии, оставив своим потомкам зыбкий мир на стыке культур.


Девушка с тату пониже спины

Шумер — голос поколения, дерзкая рассказчица, она шутит о сексе, отношениях, своей семье и делится опытом, который помог ей стать такой, какой мы ее знаем: отважной женщиной, не боящейся быть собой, обнажать душу перед огромным количеством зрителей и читателей, делать то, во что верит. Еще она заставляет людей смеяться даже против их воли.


Слава

Знаменитый актер утрачивает ощущение собственного Я и начинает изображать себя самого на конкурсе двойников. Бразильский автор душеспасительных книг начинает сомневаться во всем, что он написал. Мелкий начальник заводит любовницу и начинает вести двойную жизнь, все больше и больше запутываясь в собственной лжи. Офисный работник мечтает попасть в книжку писателя Лео Рихтера. А Лео Рихтер сочиняет историю о своей возлюбленной. Эта книга – о двойниках, о тенях и отражениях, о зыбкости реальности, могуществе случая и переплетении всего сущего.


На краю

О ком бы ни шла речь в книге московского прозаика В. Исаева — ученых, мучениках-колхозниках, юных влюбленных или чудаках, — автор показывает их в непростых психологических ситуациях: его героям предлагается пройти по самому краю круга, именуемого жизнью.