Соломон, колдун, охранник Свинухов, молоко, баба Лена и др. - [53]

Из-за этого Е. начинала свой утренний монолог с того, что за шкирку несла ко мне котенка от местной приблудной красавицы и говорила, зная, что у меня в Москве питомцев в квартире нет, какой он чудный, какой он хороший и какой он ласковый. Котенок, прозванный за большие уши Локатором, урчал на моих руках и терся мордочкой о щеку.

Е. это проделывала каждое утро, и в конце концов я сдался и запаковал перед отъездом радостное животное в кожаную дорожную сумку в качестве подарка жене.

Похороните меня рядом с Волошиным

Максимилиан Волошин умер в 1932 году и по собственному желанию похоронен на вершине холма Кучук-Енишар, откуда открывается великолепный вид на окрестности Коктебеля.

Если забираться на холм с писателями и поэтами, то долго идешь – и думаешь, когда же наконец доберешься, а потом подходишь, запыхавшийся, смотришь на могильную плиту в лучах заката и думаешь: «До чего же хорошо!»

Когда мы так стояли плечом к плечу с К. и смотрели на окрестности, то он поглядел на меня пронзительно и говорит: «Хочу быть похоронен рядом с Волошиным». И как-то даже вздрогнул.

Хотя, если честно, я его понимаю. Чего еще надо поэту – ветер, море, солнце и вечность.

Губанов

Последним перед отъездом коктебельским вечером к нам пришел московский бармен Сема и принес бутылку местного алиготе. Мы сидели с Н. и Е. и смотрели на закат, а Сема рассказывал про цены на колбасу и сало на рынке «Крымский кооператор». Когда Сема ушел, мы пошли прощаться с соседями. Н. зачитал им «Полину» Губанова. Соседи возмутились и сказали, что ранний Губанов – это полное фуфло, а вот поздний Губанов – это сила, и привели пару цитат, на что мы с Н. затопали ногами и тоже продекламировали по памяти пару-тройку строк.

Так мы и цитировали друг другу часов пять, а утром оказалось, что у Н. разбиты очки, а у меня побаливает плечо.

Е. вывинтила мне ухо, думая, что я, как обычно, во всем виноват, но Н. утверждал, что это было не так. Сидя на верхней полке в купе, он возносил руки вверх, громогласно твердил о моей чистоте и близоруко подносил железнодорожные билеты к самому носу.

В поезде

Когда на станции «Владиславовка» мы сели в поезд Керчь – Москва, Н. на мобильный телефон позвонила Лиля Федоровна Ж. и сообщила, что хотела бы приобрести пятьсот журналов «Современная поэзия» за бюджетные деньги для региональных библиотек.

Услышав это, Н. зарычал, как медведь, и бросился мне на шею, а Е. порылась в своем рюкзаке и достала бутылку коктебельского алиготе, чтобы отметить небывалый успех на ниве издания поэтических текстов наших соотечественников.

Мы открыли бутылку и наполнили бокалы, но в районе Джанкоя в наше купе постучали и вошли два суровых работника железнодорожной милиции, чтобы проверить наше поведение под воздействием алкоголя, ибо распитие спиртных напитков на украинских дорогах запрещено.

Изъяв документы у Е. (гражданки Беларуси) и покопавшись в паспорте Н. (выросшего в подмосковном городе Дзержинске), они перешли к моему паспорту под нескончаемый щебет Е. о наших героических усилиях в области поэтического самопожертвования.

В конце концов маленький с оттопыренными ушами, ткнув пальцем в строку паспорта с моей фамилией, произнес:

– Ваша фамилия Харченко?

– Да, – ответил я и заискивающе задергался.

– Вы родились в поселке Холмском Краматорского района Харьковской области в 1971 году?

– Да – я еще больше скукожился и закивал.

– Пойдем, Петро. Цэ наши гарны хлопци, – сообщил маленький с оттопыренными ушами своему напарнику и хлопнул меня по плечу.

Впервые в жизни я получил преимущества от того, что являюсь русским украинского происхождения, забывшим язык, но сохранившим фамилию!

Про Муму

Взгляд в будущее

Когда я умру, меня положат в гроб и понесут на кладбище. Соберутся вместе все родственнички, а также жены настоящие и бывшие с детьми рожденными и не рожденными. Придут друзья по школе и университетам, соратники по писательскому делу, скромное количество читателей моих гениальных нетленок и огромное число жежешных френдов.

Все станут рыдать и говорить про меня хорошие вещи: каким я был талантливым, каким я был веселым, каким я был скромным, каким я был отзывчивым и каким я был добрым.

Тогда я воспарю из гроба и скажу: «Что же вы меня пи**ры при жизни-то не хвалили и не ценили?»

Дворники

Настоящие дворники работают только поздней весной и летом, когда нет рыжей осенней листвы и снегопадов, чтобы не собирать листья в черные полиэтиленовые мешки и не долбить тяжелыми ломами лед толщиной в ладонь.

Все другое время дворники спят в каптерках, курят гашиш, пьют водку и рисуют белой масляной краской по красному полотну плакаты: «Слава Октябрю!», «Привет, Пасха Господня!» или «С Новым годом, дорогие товарищи!».

Когда я работал дворником в оранжевой жилетке с надписью «Московское городское хозяйствование», случилось мне нарисовать плакат на бильярдном столе в комнате отдыха, и яркие несмываемые буквы через ткань навсегда въелись в зеленое покрытие прямо через середину наискосок.

Теперь веселые плотники и столяры, приходя в обеденный перерыв покатать лакированными киями белые пластмассовые шары, читают: «С шестидесятилетием, генеральный директор Кожухов Василий Семенович» – и смачно плюют сквозь зубы на мраморный пол.