Соломенный кордон - [91]

Я защитил Клима, правда, от мысли, что мы гоняли машину черт знает куда в такую горячую пору, да еще с запчастями, мне становилось неловко перед Виктором, но откуда мне знать здешние порядки.

Все же Ведрин, наверное, взгрел шофера, и он заподозрил как будто меня в доносе, потому что при встрече делал вид, что не узнает меня или не видит.

Своим подозрительным и обидчивым характером, безрассудностью Клим напоминал мне моего однокурсника Саню Смольникова. Тот тоже любил «чудеса» показывать.

— Старик, хочешь, с шестого этажа на первый на руках сойду?

— Сходи.

— А билет в кино купишь?

— Куплю, дуй, но если не сойдешь, билет и плюс ужин с тебя.

Саня сходил на руках вниз, брал пятьдесят копеек, а после несколько дней прислушивался, не осуждают ли, не насмехаются ли над ним.

Мимо нашего двора, туда-сюда, несколько раз прошла светловолосая, в нарядном ситцевом сарафане девушка. Первый раз она прошла с пустыми руками, второй — с пустым ведерком, а потом с полным.

Когда она незаметно рассматривала меня, я неожиданно повернулся к ней и шутя подмигнул. Девушка быстро опустила голову и заспешила. За этот миг я успел заметить, что лицо у нее очень милое.

— Надюха, — услышал я голос в соседнем дворе, — ты чего это взъегозилась?

— Я воды принесла... мам, а правда, что наш агроном нового пастуха завербовал?

— Гутарят по селу. Сегодня Партизан водил его на пастбища.

— Мам, дак я его видела, он еще совсем молодой, парень еще.

— Вот и хорошо, ловчее со скотиной управляться будет... Вот знать бы, каков он характером, а то как бы скотину не забижал...

Теперь я понял, почему так быстро распространяются слухи и почему в сельской местности любой секрет для жителей села не секрет. Люди здесь привыкли обо всем громко разговаривать. Разыскав грабли, я стал сгребать в кучу мусор и, когда куча стала большой, тоже устроил свой костер.

Когда стемнело, я приготовил ужин, накрыл на стол. Пришел Ведрин, усталый, обветренный, почерневший лицом. Садясь за стол, он сообщил:

— А Чикиринда не зря по лесу шастала, серьезные нарушители объявились, повадились из соседнего колхоза за соснами. В суд на них дело передали.

Я подумал, что сейчас самый подходящий а спросить у Виктора, почему Савелия Фомича зовут в селе Партизаном.

— Я слышал, что во время войны через Знаменку немецкий обоз проходил, — начал Виктор. — Савелия Фомича по инвалидности в армию не призвали, он остался дома.

Одна из обозных лошадей пристала. Солдаты стали ее бить, она упала совсем. Все это происходило у избы Савелия Фомича. Немцы выпрягли лошадь, подняли и привели ее на двор Савелия. Один из немцев зашел в избу и тут же вернулся. Ему не понравился беспорядок и многодетная семья Савелия, но лошадь он оставил: «Возьми, хозяин, коня. Завтра чтоб он работал».

Савелий Фомич снял шапку и, поклонившись немцу, поволок лошадь в конюшню. Немец пошел следом.

— Здесь у меня корова стояла, — сказал ему Савелий.

— Есть корова? — оживился немец.

— Нет, слопали.

— Если конь пропадет, будем вешать! Понятно?

— Понятно...

Ночью Савелий обмотал лошади голову мешками и кузнечным молотом оглушил ее. И повесили бы Савелия, если бы не подоспели наши. Как только его освободили, он пошел к командиру и стал требовать награду. «Я партизан! — шумел Савелий. — Вот ту пушку, которую бросили немцы, если бы я не убил лошадь, они бы уволокли ее». — С тех пор Савелий Фомич и остался Партизаном.

Больше недели мы с Савелием Фомичом стерегли стадо. Он по-прежнему заходил на то место, где стояли стога сена, собирал семена трав, а потом рассевал их по лугам. Он как бы делал две работы. Когда мы были у леса, старик набирал из-под листвы ядреных желудей, лущил сосновые шишки, находил семена березы и клена, а потом распихивал их в землю по оврагам, на опушке. То тут, то там можно было видеть березки, сосенки и коренастые дубки, поросль клена. По ракитнику вдоль речки можно было судить, с какой настойчивостью старик занимается лесонасаждением. Вот стоят большие раскидистые деревья, они видны с любого конца луга, рядом поменьше, там еще меньше — кое-где совсем небольшие, а вот колья с первыми побегами, их Савелий Фомич воткнул в прошлом году.

— Дереву, как человеку, — нелегко вырасти. То болезни всякие, то паводком снесет, то скотина стопчет, а то и сам человек выдернет или сломает... Без дерев нельзя, без дерев земля пустая.

Рассаживает Савелий Фомич и молодняк, для этого у него в поле саперная лопата припрятана.

Любуясь Митрохиным кустом, я не раз думал, что, может быть, и его насадил какой-нибудь Митроха, вроде Савелия, а легенду об алчном помещике — истребителе лесов люди позже придумали. Если присмотреться к молодым перелескам, то можно не один из них назвать Савельевским. Даже в той стороне села, где живет Савелий Фомич, избы стоят как в парке. Ее так и называют — Галчанкой, а другую сторону — Знаменкой.

Глядя на Савелия, я тоже стал рассеивать всякие семена по пустырям. И чем больше я занимался этим делом, тем больше появлялось у меня интересу к лесонасаждениям, я даже понял, что за подобным занятием длинный день пастуха пролетает незаметно.