Солома - [7]

Будь это не Диккон, а кто другой, я бы набросился на него, но мальчишка и впрямь был настолько туп, и, вдобавок, он был нужен мне в качестве заряжающего. Я просто сказал:

— Не-а. Мы готовы к взлёту, Капитан?

На верёвках было девятеро местных. Этого бы хватило, но большинству из них во вчерашней драке досталось не меньше моего. Что ж, опыта в том, как превозмогать боль, у крестьян-фермеров было не меньше чем у нас, летучих мечей. Ничего с ними не случиться, пока мы выравниваем подъём.

— Огонь готов, — ответил Капитан. После того, как первые ветки хорошенько разгорелись, он подкинул на жаровню ещё угля. — Нам только нужно поднять на борт Сильци.

— Верно, — сказал я. — Биргитта, забирайся в корзину. Я подам его тебе.

— Я сама… — начала было Биргитта. Она была настроена на то, чтобы поспорить с любым исходящим от меня предложением. Но Сильци был ей по-настоящему небезразличен, — потому она и закрыла рот, когда немного подумала.

— Я повыше тебя, — пояснил я, присаживаясь на корточки рядом с Сильци напротив неё. Он не спал, однако глаза его были закрыты, и бормотание было не похоже на слова. — А ты не можешь быть в двух местах одновременно.

— Я могу помочь! — вызвался Диккон.

Приподняв бровь, я взглянул на Биргитту. Она поморщилась и встала.

— Забирайся в корзину вместе со мной, Диккон, — решилась она. — Когда мы с Бэгнеллом поднимем Сильци на борт, тебе нужно будет натянуть шар над жаровней. — Ей пришлось принять решение, но она вновь сделала разумный выбор.

Мальчишка был силён и не был совсем уж неуклюж, но даже его собственная мать не назвала бы его нежным. Мне довелось увидеть, как однажды он отломил ручку у глиняной кружки, которую просто держал в руках.

Барон и четверо его людей сидели верхом, наблюдая за происходящим с другого края холма. Они хотели убедиться, что мы, как и было уговорено, уезжаем. Никаких проблем возникнуть не должно, хоть я и заметил, что Капитан взвёл оба имевшихся у него в корзине арбалета. Арбалеты не представляли угрозы, пока их не снарядили болтами, однако прощание было нервной работёнкой для обеих сторон.

Вчерашней добычей Барона стали лошади и доспехи, но от этого лакеи не стали всадниками, а крестьянин, которого только что повысили до хускарла, — воином. По меркам Барона это была крупная победа, но он тоже понёс людские потери.

— Готова, — известила Биргитта.

Подсунув руки под Сильци, я убедился, что его голова покоится у меня на сгибе правого локтя. Его кожа на ощупь казалась тугой и такой же горячей, как медная грелка для ног. Я плавно встал, используя колени, чтобы подняться. Казалось, будто всю левую сторону тела клеймят раскалённым железом, но я стерпел, не дрогнув. Я шагнул к корзине и к протянутым рукам Биргитты.

— Крис! — раздался позади меня пронзительный голос. — Крис Бэгнелл! Обернись!

— Я разберусь с этим! — заверил я сидевшую в корзине тройку. Насчёт Капитана я был спокоен, однако Диккон уже поднял арбалет, а в другой руке держал болт. В нашей профессии, если кто-то направляет на тебя оружие, колебаний не испытываешь.

— Обернись, или я выстрелю тебе в спину! — пригрозил Пёрли.

Аккуратно, словно ничто иное меня не заботило, я уложил Сильци Биргитте на руки. Она была настороже, но, поскольку я был единственным, кто знал, что происходит, она поддерживала мою игру.

— Я сейчас выстрелю в тебя! — повторил Пёрли.

Приняв основную тяжесть, Биргитта подняла Сильци с моих рук. Я обернулся, как при обычных обстоятельствах: не быстро и не медленно. Парнишка стоял в шести футах от меня, и маленький револьвер был направлен точно в центр моей груди.

Он был из старого сорта стали, которая похожа на серебро, и не ржавеет.

Пёрли постоянно полировал его куском замши, так же, как в своё время делал это я, и я знал, что если вынуть из барабана пять медных патронов, они засияют в лучах восходящего солнца золотом.

— Откуда он это взял? — прошептал Диккон. Капитан велел ему замолчать. Капитан знал, откуда взялся револьвер Пёрли.

— Крис, если ты не вернёшься к Джанель, я убью тебя! — выкрикнул Пёрли. Его лицо выглядело так, словно он плакал, но могло статься, говорило это лишь о том, насколько он был зол. — Ты должен вернуться!

— Пёрли, я неподходящий мужчина для твоей сестры, — я старался говорить наивозможно спокойным тоном. — Она сама поймёт это — через день или два, и ты тоже поймёшь — когда подрастёшь немного.

— Ты должен вернуться! — Трясся револьвер, тряслось всё тело мальчишки, но дуло ни разу не качнулось столь сильно, чтобы не целить мне в грудь.

— Я ухожу, Пёрли, — объявил я и начал разворачиваться, и он нажал на спуск.

Тут уж я задвигался быстро, однако он продолжал пытаться застрелить меня до тех пор, пока я не заломил ему за спину правую руку, выворачивая её, пока не разжалась ладонь. Он кричал — от гнева, не от боли, хоть я не слишком-то нежничал. Чтобы связать ему запястья, я воспользовался патронташем. На ремне упряжи остался хвост достаточной длины, чтобы, захлестнув им ещё и лодыжки, оставить Пёрли на животе, связанного по рукам и ногам как кабанчика.

Я встал, оставив револьвер там, куда он упал. Патроны умерли задолго до того, как пистолет попал ко мне; возможно — несколько сотен лет назад.