Соло для оркестра - [171]

Скленка посмотрел на строителей. «Если сейчас прервем работу, — размышлял он, — то прежнего темпа уже не взять. Люди устали, промокли…»

— Как решим? — обратился он ко всем. — Отдохнем или закончим разом?

— Леший, а не мост! — крикнул Пунчо и, как по мячу, ударил ногой по гальке. — Закончим его!

— Дай-ка лопату! — поддержал инженер. — Надо согреться!

Он глубоко вонзил лопату в гальку и стал разбрасывать ее. Строители разошлись по своим местам и принялись за работу, словно обретя второе дыхание.

Через некоторое время Скленка почувствовал смертельную усталость. Руки задеревенели, но он продолжал кидать гальку. Скленка не противился усталости: она, хоть и ненадолго, помогала забыть о вспыхнувшей надежде — надежде, которая затеплилась в нем, когда он увидел роженицу в санитарной машине. А Виола, наверное, никогда… Но, может быть… Может быть…

В половине третьего ночи рабочие уже красили перила нового моста. Стоявшие на обочине машины с выключенными моторами и погашенными фарами напоминали заснувших великанов. Кмотек подливал солярку в бак, плотник Шмерко грел руки у еще не остывшего радиатора. Несколько человек разравнивали насыпь. Маленький Пунчо не сводил воспаленных глаз с Розложника, который взад-вперед ходил по новому мосту, словно никак не мог насладиться.

Закончив работу, все собрались на мосту и ждали, что скажет инженер. Скленка уже обдумывал свою будущую короткую речь, но тут вдруг к ним подрулила знакомая «волга» — приехал председатель горсовета.

— Здравствуйте, Иван Юрьевич. — Скленка подал руку председателю. — Только что закончили.

Председатель пожал протянутую руку, громко сказал:

— Спасибо вам…

— За что же? — охрипшим голосом возразил Розложник. — Мост ведь мы для себя строили: котел провезти надо.

— Котел-то вы провезете, а мост нам останется, — взволнованно сказал председатель. — И еще останется легенда… о том, как люди за одну ночь мост построили. Будет стоять мост и о нашей дружбе расскажет…

Открыли бутылку «сливовицы». Скленка первым глотнул немного и пустил бутылку по кругу. Пригубили и остальные.

Брезжил рассвет. Каждому хотелось ласково дотронуться до моста, и каждый знал, что никогда не забудет эту ночь.

— Ты с нами вернешься? — спросил Розложник инженера, когда первые машины двинулись в обратный путь.

— Нет. Поеду на разгрузочную станцию. Вернусь уже с котлом. Так мне будет спокойнее.

Газик выехал на дорогу, взбежал по насыпи на мост и, проехав по нему, помчался к перекрестку. Розложник смотрел ему вслед и упрекал себя за то, что отпустил Матея одного, уставшего и полного тяжелых дум. Мысли о друге омрачали радость этой ночи.

Инженер Скленка вернулся через четыре дня. Котел поставили на подготовленный фундамент, проверили, все ли в порядке, и Скленка сказал Розложнику:

— Подготовь записку о приеме котла. А я составлю текст телеграммы директору завода.

— Когда будем включать, приедешь?

— А как же!

Инженер зашагал к своему вагончику, на ходу подмечая перемены на стройке в его отсутствие. «Сколько мы все-таки еще портим панелей. А гвозди! Когда же люди поймут, что нельзя их разбрасывать! Надо будет сказать об этом на десятиминутке. Да и бетонщики тоже хороши. Бетон жидковат. Течет хорошо, а застынет — что тогда делать будем, ведь ночи уже холодные. С Йожей бы надо составить график работы шоферов в зимнее время».

Открыв дверь вагончика, Скленка увидел на столе письмо. По обратному адресу понял — от бывшего одноклассника. Неестественно долго вскрывал конверт, а потом стремительно пробежал глазами по листу, исписанному мелким почерком. Перечитал несколько раз отдельные строчки.

«Пишу тебе, как другу, откровенно. Операция прошла успешно… Виола молодцом… Но мои опасения подтвердились — детей у вас, к сожалению, не будет…»

Скленка отложил письмо, потер ладонями уставшие глаза. «Детей у вас… не будет». Это звучит, как приговор. Но ведь Виола жива, жива… Это главное. Они никогда больше не расстанутся. Значит, будет радость, будет работа. Мысли о Виоле переплетались с событиями последних дней. «Мы ставим мосты. Человек должен жить так, чтобы на его счету было как можно больше возведенных мостов». Он сегодня же напишет Виоле, напишет так, как они когда-то писали друг другу: радостно, шутливо, весело. Он начнет строить новый мост между ним и Виолой. Разве он может допустить чтобы они смотрели друг на друга сквозь холодную стену отчуждения!

— Матей! — крикнул за окном Розложник. — Техники проверили приборы и заполнили цистерну. Пора включать. Пошли!

— Иду! — Скленка тяжело поднялся со стула.

Перевод со словацкого Т. Мироновой.

Любош Юрик САДОВНИК

Уже несколько недель не было дождя. Земля высохла и потрескалась, превратившись в серую пыль. Горячий ветер поднимал ее и носил клубами. Пыль садилась на поблекшие листья деревьев, на хилые, поникшие цветы. В полдень жара в городе становилась почти невыносимой. Люди, потные и нервозные, передвигались по улицам как тени, без конца хотелось пить и укрыться где-нибудь в холодке. С утра до вечера загоревшие купальщики осаждали озера и пруды. Вода в них постепенно высыхала. Мелел Дунай, превращаясь в речку; обнажившиеся на дне русла камни напоминали оскаленные зубы сдохшего зверя, от которых разило гнилью. Воду экономили и в открытых бассейнах меняли редко. Она была грязной, мутной, на поверхности плавали листья, травинки, кусочки древесины, на дне слоем осел хлор. Солнце палило нещадно, высушивая все вокруг. Скрыться от него было невозможно. Облегчение наступало только вечером, когда на город опускалась прохлада, хотя от асфальта и нагретой земли все еще исходило накопившееся за день тепло. В загородных кафе в потной испарине мужчины опрокидывали одну кружку пива за другой. Иногда по вечерам небо затягивалось густыми, темными тучами, и казалось, что ночью или под утро разразится наконец гроза. Но с рассветом тучи разгонял ветер, и ни одна капля дождя не проливалась на высохшую землю.