Солнечный ручеек - [4]
– Ну что же ты так, – покачал головой дедушка, – и поленья надо брать умеючи.
Бабушка, нацепив на нос очки, осторожно вытащила занозу (Серёжа стойко выдержал операцию!) и щедро намазала ранку зелёнкой. Тем временем дедушка уложил поленья, поджёг спичкой кусок бересты и сунул её, пылающую, в щель между плахами. Потом они обедали, а печь топилась, и за закрытой дверцей весело трещало и стреляло. А когда огонь слопал уже несколько охапок дров, когда от нагретых боков печи понесло теплом и дедушка уже перестал подкладывать новые полешки, а только ворошил оранжевые головёшки железной кочергой, пришло волшебное время, которое так любил Серёжа. Можно было открывать дверцу и усаживаться напротив.
Он сам притащил бабушкин стул и скамеечку, а для себя – маленькую табуретку (которую тоже сделал дедушка специально для внука). Бабушка взяла вязанье, устроилась на стуле… Замелькали спицы в её пальцах. А Серёжа зачарованно следил, как по горке раскалённых алых углей перебегают волны слабого пламени. Мечущиеся его языки то и дело окрашивались в голубой цвет. Серёжа знал: пока есть такие голубые огоньки – трубу закрывать рано: можно угореть. Зато пока они горят – можно сидеть у открытой дверцы…
– Как твоя ладошка? – спросила бабушка. – Как и умудрился этакую спицу загнать в руку?
– Спицу? – удивился Серёжа и покосился на сверкающие металлические спицы в бабушкиных пальцах. – Спицы ведь вот, у тебя…
– И у меня, – согласилась бабушка. – А ещё вон, в спичечном коробке…
– Так ведь в нём спички!
– Я и говорю – спицы, – улыбнулась бабушка.
И Серёжа понял, что сейчас услышит что-то интересное.
– Спица – тонкая длинная деревянная палочка, – начала бабушка, не отрываясь от вязанья. – А спичка – это маленькая спица. Ну, вот смотри: синица – большая, синичка – маленькая, так и спица со спичкой. А что моих спиц касается…
Тут бабушка лукаво взглянула на Серёжу и снова склонилась над вязаньем, продолжая говорить:
– Однажды спичка стала спицу дразнить: мол, длинная ты, худая да ещё и металлическая! В общем, некрасивая. «А мы с тобой родня!» – говорит ей спица. «Не может быть!» – возразила спичка. «Может, – рассмеялась спица, – к тому же и делом одним занимаемся». «Мы? Одним делом?» – рассердилась та. «Конечно, мы людей согреваем: ты огонь разводишь, а я тёплые вещи вяжу». «Да ты такая острая, такая колючая, уколешь – мало не покажется!» – закричала спичка. «А ты хоть и маленькая, но большую беду наделать можешь», – строго ответила ей спица.
Тут с дивана подал голос дедушка, читавший газету:
– И долго они спорили?
Бабушка рассмеялась, опустила вязанье на колени:
– Ой, долго!
Дедушка шумно свернул газетные листы:
– Ну и зря, в умелых руках никакой предмет, никакая вещь к беде не приведёт, – и многозначительно посмотрел на Серёжу.
Серёжа смутился и спрятал в карман руку с пятном зелёнки на ладони. А огоньки в печке уже закончили свою пляску, угли потемнели, и только в середине их кучки пробивался, мерцая, алый свет.
– Вот и трубу пора закрывать, а то всё тепло уйдёт, – сказала бабушка.
Тайна старого сугроба
Сказка, которую рассказала бабушка
В самом начале зимы на опушке леса под раскидистой берёзой родился сугроб. Конечно, ничего необычного в этом не было, ведь в начале зимы рождается много сугробов – на то и зима. И этот был самым обыкновенным.
Сначала сугроб был маленьким, но с каждым снегопадом прибывал, рос в ширину и высоту.
Ясными морозными утрами он любовался, как малиновый рассвет зажигает на заиндевелых деревьях холодное розовое пламя… Ах, какая красота тогда царила в лесу! Днём сугроб сверкал под зимним солнцем миллионами разноцветных искр, вечером отбрасывал длинную голубую тень, которая к ночи становилась фиолетовой и постепенно сливалась с темнотой. По ночам смотрел на яркие лучистые звёзды и тонкий серпик месяца, от ночи к ночи замечая, как серпик полнеет и в конце концов превращается в большую жёлтую луну. Если же погода менялась – с удовольствием слушал песни метели и даже, бывало, если та бушевала не на шутку, махал своими белыми рукавами соседям.
В общем, сугроб рос и рос. И постоянно помнил о своей тайне.
Тайны и секреты, большие или совсем маленькие, есть ведь у каждого, вот и у сугроба была своя тайна.
Мороз, гуляя по лесу и стуча по стволам деревьев, спрашивал его, проходя мимо:
– Ну что, хранишь?
– Храню, – отвечал сугроб.
– Ну, храни, храни! – говорил Мороз и, довольный, шёл дальше.
Метель, пролетая над сугробом и гладя его по широкой спине, тоже спрашивала певуче:
– Ну что-о-о, хра-а-анишь?
– Храню, – отвечал и ей сугроб.
– Ну, храни-и-и, храни-и-и! – пела метель и улетала по своим метельным делам.
Но наступила весна. И сугроб начал стареть – потемнел, съёжился, стал потихоньку оседать, а из-под него побежал маленький ручеёк, который в ясную погоду ослепительно сверкал, отражая солнышко. С каждым днём солнечный ручеёк становился смелее и звонче…
На берёзу каждый день повадилась стайка молодых синичек. Они громко и радостно перекликались, оживлённо перелетая с ветки на ветку, смотрели сверху на осевший сугроб и дразнили его:
– Некрасивый, некрасивый! Уходи, уходи! Зачем ты нужен? От тебя только холодно и сыро! Бр-р-р!
