Солнечный призрак - [4]

Сидеть здесь было трудно, в комнате стоял запах нежилого помещения. И, хотя владелец открыл все окна, избавиться от смрада подвальной затхлости не удавалось.

На почерневшей стене висели две картины, я сумел их внимательно рассмотреть. Первая — не очень удачная копия старого полотна, с изображением патрона Сан-Джиминьяно- святого епископа с митрой и посохом, лежащим у него на коленях и будто бы защищающий город. Город, всегда этот город!

Какими странными, но и достопочтенными кажутся нам сегодня эти предшественники с их любовью к родине, те, для кого, любая жертва родной земле, не была слишком большой.

Какой же сильной должна быть общая идея, страсть мощная, как смерть, сумевшая объединить людей для создания города, наподобие этого, где каждый камень желает жить вечно! С какой страстью все посвящали себя украшению своего любимого города! И как же чужды нам эти поселенцы, нам, не способным найти для себя постоянного места на земле, нам, утратившим вместе с потребностью способность созидания! Честь и хвала им!

Вторая картина была на растрескавшейся от времени доске. На ней изображена девушка с зачесанными волосами, держащая в руках раковину, в которой лежит разрезанный плод граната. Фигура и одежда были затерты, но привлекательные черты лица еще можно было рассмотреть. Чем больше я к ним присматривался, тем больше они мне нравились и приковывали мое внимание. Щеки почти уничтожили два влажных пятна, но это повреждение придавало портрету некую меланхоличную красоту, будто так и было задумано. В этом лице было нечто, не позволяющее о нем забыть. Оно дразнило меня, будило во мне сочувствие.

Трактирщик, не отходивший от меня ни на минуту, будто бы охранял государственного узника, подтвердил мое мнение о первой картине: молодой художник, живший здесь, сделал копию картины, висевшей в ратуше, и оставил ее после отъезда. О второй картине он ничего сказать не мог или не хотел, кроме того, что она находится в собственности его семьи с незапамятных времен, и никто не знает, что за женщина изображена на ней.

Увидев, что я интересуюсь картиной, предложил мне ее приобрести, и не отступал, пока я не согласился купить ее за незначительную сумму. Тогда он вдруг изменил свое решение, намекая на некое таинственное происшествие, связанное с девушкой, изображенной на доске, и намекая, что мне лучше купить другую картину. Я просто высмеял его и пошел своей дорогой.

Перед дверями я натолкнулся на толпу, ожидавшую меня. Орацио, наверняка считавший, что из-за более длительного знакомства у него было приоритетное право, приветствовал меня в коридоре.

Я пошел в гору, чтобы растянуться на траве в тенечке в сказочно запущенном саду, расположившимся среди городских укреплений, и давая понять толпе, что я не их узник, и хочу побыть один.

Любопытные рассеялись, бормоча под нос, но немой парнишка остался возле меня на страже. Он крутился как собака под ногами, окидывал меня голодным внимательным взглядом, будто хотел что-то сказать, будто хотел чего-то, что не мог выразить.

Происходящее настолько поразило меня, что я сидел, как заколдованный.

Наверное, проклятье, передаваемое из поколения в поколение виновато, что эти люди не умеют смеяться. Когда мальчишка задремал, а я хотел тихонько отойти, над стеной появились два мужчины и разбудили его, бросая камни.

Не оставалось ничего иного, пришлось использовать коварство — отправить мальчишку с деньгами кое-что уладить, в надежде, что он воспользуется случаем и сбежит с добычей.

Когда Орацио ушел, мне стало легче на душе. Со своего места я видел всю бескрайнюю равнину, усеянную бесчисленными холмами, поросшими оливками. Сколько времени прошло с тех пор, как здесь шумело море? А если бы оно вновь вернулось огромными валами пенящейся водной массы, чтобы потребовать возврат того, что было его собственностью? Если бы уничтожило цветущие плоды людского труда, чтобы гнать свои волны на запад, ударяясь в голубые подножья гор! Уничтожило бы оно город с башнями, а может быть, оно выступало бы из вод, как одинокий остров, и дальше бы противостояло векам?

Да, эти башни обворожили меня своим демоническим очарованием. Кто дал им право так самоуверенно втыкаться в землю? Откуда взяли камни, чтобы вознести до небес эти строения? Какими чарами укрепили их фундамент?

Я с головой погрузился в заросли тимьяна. Ветер успокоился, и стало так тихо, будто бы я уснул. Неподвижные листья надо мной выглядели как выгравированные ювелиром, а там, где через серебристую листву виднелось небо, его глубокая синева приобретала оттенок черноты.

Часы отбили полдень. Медленно и тяжело растекались в раскаленной тишине 12 ударов. После последнего воздух еще продолжал дрожать, будто бы отголоски не смолкнут никогда. Это не было замирание звона колоколов, а особенные необъяснимый для меня, беззвучный шум, будто топот тысяч людских ног за стеной крепости, топот по мостовой, не дающий ни малейшего звука. Дрожание воздуха нарастало и приближалось, бряцая, шипя и постанывая. Где это было — далеко, близко, надо мной в воздухе, а может, в земле?

Я широко раскрыл глаза, но ничего не увидел, мой взгляд блуждал, но наблюдал только незамутненную прозрачность. Но я ощущал, что вокруг меня что-то происходит. В жаре, сжигающей все вокруг, меня затрясло от холода.