Солнечная тропа - [110]

— Кто же это?

— Валентина, — ответил мальчик.

Он и сам не знал, как вырвались эти слова, но в следующую секунду Лёнька уже не сомневался, что так и будет.

— Валентина? Это ведь Кадилина будущая хозяйка? — уточнил Толмач. — Ну, Кадило, что ты нам скажешь насчёт Валентины Долетовой?

— Да никакая она не Долетова, а Журавлёва!.. И вообще на бабку свою не похожа. Только ведь старуха моя любит всех под себя подминать!..

— А ты на что? — строго спросил Толмач. — Это должно быть сейчас твоё главное дело — не дать ей сломать Валентину.

— Да её никто никогда не сломает! — с гордостью сказал Лёнька. — Тем более какая-то Долетова…

— Мой Мойдодыров тоже, может быть, здесь жить будет!.. — вставил Панамка.

— Очень нам нужен твой Мойдодыров!.. — незамедлительно отозвался Кадило. — Пускай в городе сидит… вместе со своей пианисткой…

— А вот тут ты не прав, — перебил его Толмач. — Деревне нужны и писатели, и музыканты… И художники нужны…

— Тоже мне писатель! — упорствовал Кадило. — Что он про деревню знает?..

— А как же он узнает, если будет в городе сидеть? — повысив голос, спросил Толмач. — Конечно, здесь для него всё новое, непонятное… А наше дело — помочь ему понять, а не пугать и гнать из деревни… А поймёт он — и привяжется к Пескам, и полюбит… Ты хоть знаешь, сколько великих книг было написано в русской деревне?

— Откуда ему, он же в библотеку не ходил!.. — ввернул Панамка, скорчив уморительную гримасу.

— Это ты… про меня? — зловеще спросил Кадило. — Это значит, ты за коробку конфет продался и теперь вот как заговорил…

— Ничего я не продался! — вспылил Панамка. — Мойдодыров хороший человек, он уже много понял… и ещё больше поймёт!.. А я о нём заботиться буду.

— Молодец, Панамка, — похвалил домовёнка Толмач. — Мы тебе все поможем. А если у писателя на самом деле талант, представляете, как однажды он прославит наши Пески?

Кадило проворчал что-то нечленораздельное, из чего можно было разобрать только «прославит» и «кикимора-бражница». Лёнька понял, что Кадило остался при своём мнении, но сам он в который раз подивился мудрости Толмача.

— Писатель должен жить бок о бок с крестьянином, — говорил старый домовой. — И хорошо, что Мойдодыров пишет для детей. Ну кто им скажет, что самый важный и самый красивый на свете труд — это труд земледельца? Вот ты, Лёня, кем раньше хотел стать?

— Космонавтом, — ответил Лёнька, отчего-то застыдившись. — У нас в классе все мальчики хотят быть космонавтами… Но это давно было, теперь я хочу работать здесь.

— Это потому что ты узнал и полюбил деревню, — сказал Толмач. — А если её полюбит писатель, представляете, скольким детям он передаст эту любовь?

— Мы с ним вместе будем сказки сочинять, — пообещал Панамка. — Мы ещё про такого домового сочиним, что все ахнут!..

— Лёня!.. — неожиданно громко сказал Толмач, и Лёнька вздрогнул — звук собственного имени показался ему чужим. — Мы хотим сделать тебе маленький подарок…

— А разве сегодня праздник? — спросил Лёнька, вспомнив свадьбу домовых и деревянную свистульку в виде птички.

— К сожалению, нет, — с грустью, как показалось Лёньке, ответил Толмач. — И подарок мы сделаем тебе на будущее…

— Спасибо. А какой?

В лапах у Толмача было пусто, и в горнице Лёнька не видел ничего, хотя бы отдалённо напоминающего волшебный короб с подарками…

— Когда ты уедешь из Песков, — начал доможил, и его слова кольнули Лёньку в самое сердце. — Ну, рано или поздно ты ведь уедешь домой?.. Так вот, оставаясь в Москве, ты сможешь видеться с нами, когда этого захочешь…

— Правда?! А как?

— Мы можем приходить в твои сны. Все вместе или поодиночке… Тебе стоит только пожелать — и мы появимся.

— Нет, правда?! Вот это да! А… я же буду спать… Это же будет простой сон!..

— Совсем не простой, — возразил Толмач. — Сон — это тоже жизнь, только иная… И не верь никому, кто скажет, что сны — это чепуха и выдумки. А для тебя это ещё дверь, через которую мы можем проникнуть к тебе. Если, конечно, ты этого захочешь…

— Конечно, я захочу!.. Ещё как!

— Ну так что, принимаешь подарок? — спросил Пила, совсем как несколько дней назад, и домовые засмеялись, но как-то не очень весело.

— Принимаю, принимаю, я вам не дам скучать!

— Вот и хорошо, — Толмач вдруг поднялся из-за стола, и все домовые тоже встали. — Тебе пора, Лёня.

— Пора? Куда?

— Спать. Тебе нужно хорошо выспаться.

— Зачем?..

— Пойдём, — Хлопотун взял Лёньку за руку. — Прощайся и пошли.

Мальчик послушно поднялся:

— Долгой ночи!..

— Долгой ночи!.. — нестройно ответили домовые.

— Какие-то они все не такие, — сказал Лёнька Хлопотуну по дороге домой.

— Почему не такие? Обычные… — голос у Хлопотуна был «осенний» — похожий на шум ветра в сухой листве…

— Нет, не обычные. Ты тоже не обычный. Почему ты всё время молчал?

— А хочешь, я расскажу тебе сказку перед сном?

— Хочу!

— …Жил-был мальчик, — сказал Хлопотун, когда Лёнька шмыгнул в свою постель и свернулся клубочком. — Он жил в большом городе и вот однажды приехал в деревню…

— Это про меня?

— Почему про тебя? Вообще про мальчика, — Хлопотун опустил мягкую лапу на стриженный Лёнькин затылок.

— А когда я был маленький, мне мама рассказывала сказки про меня, — пробормотал Лёнька, зевая. — Ну и что дальше?