Солнечная палитра - [49]

Шрифт
Интервал

— Да ведь мы к недосягаемому дому вышли! — воскликнула жена Кубацкого.

— Как же так, нет забора!

Они повернули и неожиданно столкнулись с высоким, представительным седым человеком с небольшой окладистой бородой; резкие морщины бороздили его лицо, из-под густых, нависших, совсем черных бровей удивленно и сурово смотрели темные проницательные глаза.

Он был одет в какую-то светлую потертую блузу; волосы на голове прикрывал странный берет. Незнакомец поднял для приветствия правую руку.

— Здравствуйте, молодежь, — раздался густой бас.

Виктор Львович начал извиняться, оправдываясь, что попал сюда нечаянно.

— Ничего, ничего, это бывает, — ласково кивал старик.

Разговорились. Виктор Львович сказал, что он музыкант-виолончелист, а его жена певица.

— Отлично, отлично! А я здесь живу. — И Василий Дмитриевич тотчас же взял с молодых людей слово, что через три дня они придут в Борок с инструментом и нотами.


В доме на Оке каждое лето веселилась музыкальная молодежь. В течение всей жизни не было для Василия Дмитриевича большей отрады, чем слушать по вечерам серьезную симфоническую или вокальную музыку. Особенно он любил Баха, Моцарта, Шопена, Седьмую симфонию Бетховена.

Случалось и ему самому время от времени сочинять. Известны его романсы на слова Лермонтова, затем музыка к его детским пьесам «Анна Бретонская» и «Замок Трифельс»; вместе с композитором Н. С. Кротковым он сочинил оперу «Призраки Эллады», которая ставилась в Большом зале Московской консерватории.

С годами все больше музыкантов и певцов собиралось в доме на Оке. Концерты следовали один за другим.

— Музыка, кроме наслаждения, дает мне отдых, успокоение и исцеление от головных болей. Они уменьшаются, а то и совсем проходят, — говорил Василий Дмитриевич.

Но каждый следующий концерт приходилось ему слушать все напряженнее, все мучительнее. К нему незаметно подкрадывался новый старческий недуг — глухота.

Множество народу перебывало за эти годы в доме на Оке. За стол никогда не садилось меньше пятнадцати человек. Все гости так или иначе были связаны с искусством: музыканты, художники — бывшие ученики Василия Дмитриевича, а то и просто преданные искусству люди. «Недосягаемым» дом был лишь для светских пустых франтов да для соседей-помещиков. Но зато с большой охотой Василий Дмитриевич показывал гостям, любящим искусство, свой музей, который помещался в четырех комнатах нижнего этажа — портретной, библиотеке, кабинете и столовой. Там хранились экспонаты, собранные, по словам Василия Дмитриевича, «пятью поколениями Поленовых». Первым экспонатом была картина XVII века фламандского художника Франка, купленная прадедом Алексеем Яковлевичем в студенческие годы за границей, а последними являлись кости мамонта, найденные сыном Митей на берегу Оки.

Василий Дмитриевич водил гостей по комнатам, объяснял, кто изображен на портрете, как попали в его коллекцию картины и этюды художников — друзей и учеников…

Каждый предмет, большой или малый, будь то шкаф красного дерева, принадлежавший Державину, или визитная карточка Тургенева, или обломок греческой статуэтки отцовской коллекции, был немым свидетелем прошлых времен, и о каждом предмете Василий Дмитриевич мог бы рассказать интересную историю.

А случалось, гостеприимный хозяин, желая сделать особенно приятное льнувшей к нему молодежи, приводил гостей в свое «святое святых» — в таинственное «Аббатство».

Открывались узкие двери. Там, в прохладе, в тишине, все казалось необыкновенным: переходы и лестницы были полутемные и такие же узкие, как в средневековом замке; разные подсобные каморки с круглыми или полукруглыми оконцами таинственными. Зато художественная мастерская была просторная и светлая, с огромным окном.

Затем Василий Дмитриевич вел своих юных друзей по витой лестнице в башню «Аббатства». Там, как книги в библиотеке, на деревянных стеллажах рядами стояли его многочисленные этюды.

— Выбирайте, — говорил он, — подарок на память.

Ему бывало очень интересно узнать: у кого какой вкус — кто выберет головку черноглазой итальянской девочки, кто — египетский храм, наполненный солнцем, а кто — зеленый неказистый пейзаж бёховских окрестностей.


* * *

Во время империалистической войны Василий Дмитриевич решил поставить в Тарусе свою оперу «Призраки Эллады», с тем чтобы сбор со спектакля пошел в пользу раненых.

Каждый день ездил он на лодке за четыре версты в Тарусу, сам с молодыми помощниками-энтузиастами столярничал, клеил, рисовал. Прежние декорации этой оперы погибли; он сумел их восстановить по сохранившимся эскизам.

В разгар войны довелось ему в последний раз уйти в свою любимую, живущую в его грезах Грецию.

«Казалось, точно морской свежий воздух доносится с моря», — писал о его декорациях художник Е. Татевосянц.

Основной их тон синий с различными оттенками; вдали виднеются голубые горы и темно-синее море; справа высятся строгие колонны Парфенона, а слева на фоне темных кипарисов стоит гордая статуя Венеры Милосской.

Репетиции оперы шли то в Тарусе, то в Борке. Среди молодежи, окружавшей Поленова, нашлись певцы и музыканты; в балете танцевали дети; виолончель, скрипка, пианино — таков был оркестр.


Еще от автора Сергей Михайлович Голицын
Сказания о земле Московской

Повесть о создании единого Московского государства. В книге рассказывается о политических событиях на Руси, о жизни и быте людей того времени.


Записки уцелевшего

Это произведение — плод творчества многих лет писателя Сергея Голицына, одного из представителей знаменитого княжеского рода Голицыных.Удивительная память Сергея Голицына возвращает читателям из небытия имена сотен людей, так или иначе связанных с древним родом.Русский Север, Волга, Беломорстрой — такова неполная география «Записок» картины страшной жизни Москвы второй половины 20-х годов, разгул сталинских репрессий 30-х годов.Воспоминания правдивы, основаны на личных впечатлениях автора и документах тех далеких лет, наполнены верой в победу добра.Эти воспоминания не предназначались для советской печати и впервые вышли в свет в 1990 г.


Городок сорванцов

Ребята из школы-интерната решают не разъезжаться на лето, а провести каникулы вместе, раскинув палаточный городок под Москвой. Но где взять столько палаток? Как сложить печь для приготовления пищи? И кто будет руководить оравой мальчишек и девчонок?Сорванцы будут сами строить городок. И руководить собой будут тоже сами! А что из этого получится, вам расскажет повесть Сергея Голицына.


Тайна старого Радуля

Приключенческая повесть об одном пионерском отряде, который отправился летом путешествовать и неожиданно остался без начальника похода.Что делали ребята, какие интересные события с ними происходили, что им удалось найти, кого поймать — обо всем этом вы прочитаете в книге.


Сорок изыскателей

Приключенческая повесть об одном пионерском отряде, который во время туристического похода занимался поисками пропавшей картины выдающегося художника. Вместе с изыскателями мы узнаем, можно ли убить сразу 3 зайцев, сколько можно съесть мороженого, какие роковые последствия могут произойти из-за непродуманной подмазки сковороды, раскроем тайну старой рукописи, которая поможет разыскать пропавший портрет.


За березовыми книгами

В основу повести «За березовыми книгами» лег подлинный туристский поход московских школьников.В поисках таинственных березовых книг ребята во главе с автором этой книги, детским врачом, и молодым начальником похода проходят по Владимирской и Ярославской областям.Находят ли они березовые книги? Об этом вы прочитаете в повести. Но никогда в жизни не забудут ребята того, что им пришлось увидеть, испытать и узнать. И, быть может, этот поход сыграл решающую роль в выборе их будущей профессии — геолога, историка или археолога.


Рекомендуем почитать
Британские интеллектуалы эпохи Просвещения

Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.


Средневековый мир воображаемого

Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.


Польская хонтология. Вещи и люди в годы переходного периода

Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.


Уклоны, загибы и задвиги в русском движении

Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.


Топологическая проблематизация связи субъекта и аффекта в русской литературе

Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .


Ванджина и икона: искусство аборигенов Австралии и русская иконопись

Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.