Солнечная магия - [54]

* * *

Палач Заклад Тавот ладонью прикрыл глаза от косых лучей утреннего солнца.

Присутствующих было на удивление мало, всего лишь несколько горожан наблюдали за тем, как стражники подкрашивают низкий помост плахи, издавна стоящей на главной площади Лаверикса. Лица стражников были растерянными – все разумные люди уже покинули город, а им приходилось торчать тут. Такие мрачные события, как взлет Чертова Наперстка и возникшая вследствие этого дыра, которая поглотила некоторое количество городских кварталов, происходят не часто и не сулят ничего хорошего в ближайшем будущем. Молодой палача тоже очень хотел оказаться сейчас где-нибудь подальше отсюда, причем, желательно, в таком месте, где нет ничего острого. Совсем ничего.

Лучи Князя-Солнца озарили поверхность того, что лежало рядом с Закладом на пеньке, стоявшем посередине плахи. Глубоко вздохнув, Тавот сказал сам себе: “Что ж, я должен опять посмотреть на НЕГО!” – и медленно, очень медленно и печально обернулся.

На пеньке лежал Малыш Рубака, огромный обоюдоострый топор.

Из-за платформы раздались шаги, и Заклад с облегчением отвел взгляд. Лягуш Топ-Ганка остановился возле плахи, и что-то тихо обсуждающие стражники примолкли.

– Сто такое? – просюсюкало Ганка, увидев Тавота. – Нас малыс не любит остренького?

Топ, который вообще был очень смешливый, заухал, содрогаясь всем телом и раздувая спрятанный под камзолом дыхательный пузырь. Бархатное седло угрожающе запрыгало на его плече.

– Осторожнее! – пискнуло Ганка, цепляясь лапками за голову Топа. Заклад Тавот, добрейший из людей, криво улыбнулся и про себя пожелал им обоим медленной и мучительной смерти.

* * *

На расстоянии двух кварталов от дворца в глухом тупичке Жур Харлик выстроил своих людей и пересчитал их по головам. Получилось пятнадцать бунтовщиков, а если считать Бодена Дэвидсона, то восемнадцать (потому что рыцарь был на коне и с ног до головы закован в местами проржавевшие, тяжелые латы и потому, по мнению Харлика, стоил троих). Рыцарь был вооружен очень длинным и очень тяжелым копьем, а все остальные – мечами и пращами, короткими широкими полосками из мягкой кожи, при помощи которых можно было метать разные предметы. Ростовщик Нилсон с ними не пошел, объяснив это тем, что его дело оплачивать революции, а не участвовать в них. Участие ростовщика пока что выразилось в следующем: он купил ржавые доспехи, выделил здоровенного задумчивого першерона, на котором ехал рыцарь, и старую как мироздание клячу, которая тянула за собой телегу с порохом. А еще купил копье для Дэвидсона и пращи для остальных (Жур хотел, чтобы их вооружили арбалетами или хотя бы луками, но пращи стоили дешевле). Старую клячу теперь потевший от страха бунтовщик вел под уздцы вслед за отрядом.

– Наше дело правое! – заявил Жур Харлик соратникам. – Лаверикс стонет под игом графа и колдуна! Элита города, цвет рыцарства… – Он показал в сторону возвышавшегося над всеми рыцаря… – с нами! Мы идем на дворец с чистым сердцем и, так сказать, поднятым забралом!

Из всех присутствующих забрало имелось в наличии лишь у Дэвидсона, который, не смотря на жару, поднимать его как раз не спешил.

– Ббех боббабаю! – донеслось из-под массивного, размером с десятилитровое ведро, шлема.

– Вы слышали? – Харлик многозначительно кивнул. – И тут он прав! – Бывший начальник дворцовой стражи, встав на цыпочки, указательным пальцем приподнял рыцарское забрало. – Повторите еще раз, сэр рыцарь, ваши пламенные слова!

– Всех покромсаю! – с готовностью повторил Боден.

– И это будет правильно, – согласился Жур Харлик. – Вперед, братья!

* * *

На том рынке на краю Лаверикса, где два дня назад ростовщик Нилсон покупал для рыцаря доспехи, а Кукса с Бобриком приобрели фургон и Боя, толпились продавцы и покупатели. Вдруг находившиеся сейчас на краю рынка, ближе к дороге, услышали быстро приближающийся шелест, который заглушил другие звуки. Множество голов повернулось в ту сторону. Взглядам людей предстало нечто, сопровождаемое клубами пыли, которое стремительно неслось по дороге. Если приглядеться, то можно было разглядеть в пыли диковинную птицу с длинными ногами и шеей. На ее спине, наклонившись вперед и нагнув головы, сидели две фигуры.

Кукса колотила пятками по бокам страуса. Она обеими руками держалась за Бобрика, который в свою очередь держался за рыжий хохолок на голове Боя. Ноги птицы двигались с такой скоростью, что были сейчас похожи на два серых колеса со стремительно крутящимися спицами. Поднятая с дороги пыль тянулась за ним длинным густым шлейфом.

Опасаясь, что стражи порядка все еще разыскивают их, они высадились не на пристани Улова, а в стороне от города. Лилипуты заверили путешественников, что теперь вполне освоились с управлением кораблем, но потом добавили, что океанские приключения им уже надоели. Дылда сообщил, что они посовещались, и он решил продать корабль, а на вырученные деньги купить карусель, качели и еще что-то подобное и устроить на побережье парк аттракционов. Кукса с Бобриком всячески приветствовали это их решение – потому что, по мнению обоих, настоящих моряков из лилипутов все равно бы не получилось. Пообещав, что будут навещать их, они оседлали Боя и на всей возможной скорости двинулись к Лавериксу.