Солнце заходит... - [32]

«Ваше превосходительство!

Незадолго до войны мне и моей семье пришлось перебраться в глубь страны. Моего брата расстреляла полиция по обвинению в убийстве, к которому он совершенно не был причастен, и, чтобы нас не постигла та же участь, мы вынуждены скрываться.

Заверяю вас, ваше превосходительство, что на моей совести нет никаких преступлений. Я заверяю вас также в моей лояльности к вам и прошу вас помочь мне и моей семье жить свободно и мирно, не опасаясь полиции».

Амбилан постоянно думал о печальной судьбе своего племени. Он жаловался на то, что моро досаждали нм набегами, что они остро нуждались в медицинской помощи. Большинство детей умирало, а почти все взрослые постоянно болели. На всем западном побережье не было ни одного врача, а перебраться через горы на восточное, более населенное побережье, почти невозможно. Амбилану хотелось бы построить школу в Танкиау, и он просил меня помочь найти учителя. Он хотел поселиться в Танкиау, чтобы учитель мог жить в безопасности в его доме. Но когда я предложил ему послать двух девушек в Манилу, чтобы одна выучилась на учительницу, а другая — на медицинскую сестру (все расходы я брал на себя), женщины его семьи ответили, что девушки скорее умрут, чем покинут джунгли. Что ж, я вполне мог их понять.

Вечером я сделал неприятное открытие. Все мои многочисленные ссадины и ранки, причиной которых были пиявки, колючки, острые камни и резиновые сапоги, загноились, несмотря на то что я не жалел на них йода. К утру положение еще более ухудшилось. С огорчением мне пришлось признать, что в таком состоянии продолжать путешествие немыслимо. Оставался единственный выход — поскорее вернуться на побережье. Прощаясь с Амбиланом, я сказал: I shall return! («Я вернусь!»). Вечером мы уже были в Данум-Дануме, сделав в пути только одну короткую остановку в Танкиау.

Мы вернулись вовремя. На следующее утро я не мог ни стоять, ни ходить. Глубокие нарывы на ногах стали уже величиной с монету. В полдень пришел Интинг в сопровождении большой свиты. Они принесли множество замечательных подарков от Амбилана и от себя. Там были полые трубки с колчанами и стрелами (с ядом и без яда), копья, корзины и многое другое, даже зеленый попугай. Как это было мило с их стороны!

Под вечер приехал на моторной лодке китайский коммерсант. Узнав о моем тяжелом состоянии, он предложил отвезти меня на северную часть острова, где находилась американская радарная станция, контролирующая воздушное пространство над Китайским морем. Четверо сильных мужчин отнесли меня в лодку, и мы прибыли в Тарумпитао как раз в то время, когда весь персонал станции смотрел очередной детективный фильм.

«Док» — студент-медик, закончивший всего лишь первый курс, выполнял здесь функции аптекаря. Что касается меня, он отлично справился со своей задачей. Сначала он опустил мои окровавленные ноги в бочку с теплой водой, затем смазал более двадцати ран мазью и забинтовал. После этого меня уложили в постель в офицерском бараке.

Я пролежал целую неделю, прежде чем затянулись мои раны. Жил я там, как у Христа за пазухой, но не в этом заключалась цель моей поездки на остров Палаван, поэтому я проявлял нетерпение. Док отправил меня к Мариано в Пунта-Баю, чтобы там я окончательно окреп. Вместе с моим испанским хозяином мы совершали небольшие прогулки по окрестностям и видели карабао сеньора Пуялте — быков, используемых для перетаскивания бревен из леса к берегу. В деревне Гумлог меня заинтересовали прекрасные кузнечные мехи, сделанные из двух выдолбленных стволов деревьев, каждый из которых имел у основания круглое отверстие. Поршни представляли собой две полки с кисточкой из перьев на конце. Купить эти мехи оказалось не так-то просто: они принадлежали всей деревне, и пришлось у всех спрашивать разрешение на их продажу. Я фактически «ограбил» хозяев, так как им пришлось делать себе новые мехи при помощи боло — единственного имевшегося у них орудия производства.

Как-то Мариано показал мне место, где много лет назад встретил очаровательную девушку. Он послал человека к отцу девушки, чтобы договориться об унсут — цене за невесту. Обычно она составляет всего пятьдесят крон: часть надо заплатить наличными, часть — товарами. Если девушка чем-нибудь лучше других, цена может возрасти до ста крон, но бывает, что посчастливится получить ее и за тридцать. Когда вся сумма выплачена, девушка передается жениху без каких-либо дальнейших формальностей.

Девушек обычно стремятся выдать замуж, когда они достигают пятнадцатилетнего возраста. Если покупатель недоволен приобретением, он легко может возвратить девушку и даже получить обратно часть своих денег. Когда кому-нибудь хочется увести чужую жену, он не встречает особых затруднений, надо лишь заплатить ее мужу в два раза больше, чем стоила невеста.

Часто молодой человек переезжает в дом родителей жены, но это несколько рискованно, потому что хозяин дома имеет право выгнать его вон, если тот окажется ленивым или ветреным. После этого отец, может продать свою дочь другому, более достойному мужчине, н по более высокой цене: палаван охотно платит за опытность, в том числе и в брачных отношениях.