Солнце под землей - [15]
Бусыгин оглядел стахановцев, все слушали его внимательно, с интересом, но он все же спросил:
- Я не очень подробно тут вам расписываю наши кузнечные дела? Нет? Тогда слушайте! Так вот, мне раньше приходилось работать на ковочной машине, и я знаю, что если поковка остыла до синего цвета, то высаживать ее без дополнительного нагрева нельзя, если же остыла только до малинового цвета, то вторично нагревать не надо. А если так, то у кузнеца сократится лишняя операция: таскать вал в печь и обратно. Я проследил за цветом валов и увидел, что все они сохраняют малиновый цвет. Своими соображениями я поделился с кузнецом Макеевым, и тот попробовал работать без дополнительного нагрева. Проба оказалась удачной. Мы решили перераспределить обязанности так: крепкий, плечистый рабочий, складывавший готовые валы, заменил старого подавальщика, а нагревать паковку второй раз мы не стали. Теперь дело пошло более споро. Мы проработали два часа сверхурочно. Отштамповав последний вал, я подошел к прессу и посмотрел на счетчик, он показывал, что бригада дала 960 валов за девять часов. Это при норме в 675 штук! Сто с лишним валов в час, такой цифры еще никто не добивался.
Пришел мастер, похвалил нас и сказал, если бы мы сделали тысячу штук, то прославились на весь завод.
Тогда я потребовал двух слесарей на обслуживание моего молота в течение смены и на следующий день отковал 1001 вал. Потом каждый день, выгадывая секунды на отдельных операциях, ежедневно ковали на пятнадцатъ-двадцатъ валов больше. 17 сентября добились рекордной цифры - 1146 валов. В этот день бригада закончила месячное задание. Оказалось, что по производительности труда мы превзошли лучших кузнецов американских заводов. В США на заводе «Грэндж энд Вильяме и К0», например, выработка составляла 100 валов в час, а мы отковали по 112 - 114 валов. Американские кузнецы затрачивали на изготовление одного вала 36 секунд, мы делали каждый вал за 32, а потом и за 30 секунд, а технически обоснованная норма на нашем заводе значилась: 50 секунд на один вал.
Стаханов внимательно слушал Бусыгина. Потом сказал:
- Как я понял, главное, Саша, в твоей работе - это расстановка людей. Ты определяешь место каждого по сноровке, по реакции и физической силе.
- Точно, - подтвердил Бусыгин, - поэтому мы и работаем сейчас без горячки, спокойно.
- А у меня так все получилось, - вступил в разговор Петр Кривонос. - Мой паровоз Э-684-37 стоял на контрольной, и через пять минут я должен был подать его под поезд. Тщательно осмотрел машину, проверил и ней каждый механизм: предстояла трудная поездка поучастку Славянск - Лозовая, где особенно тяжелы подъемы у Ясиноватой. Я взял на себя обязательство - привести товарный состав на час раньше, но никто в это не верил.
- Нет, Петро, на этом участке у тебя ничего не выйдет, - говорили машинисты.
По совести сказать, я и сам немного побаивайся, Слишком тяжелый был профиль. Но отступать было не в моей привычке.
Дал свисток. Машина медленно двинулась к длинному тяжелому составу, вытянувшемуся вдоль всей станция, Не успел я отъехать и десяти метров, слышу: кто-то громко меня зовет. Остановил машину, смотрю - начальник депо:
- Тебе телеграмма!
- Телеграмма? Странно. От кого бы это мои быть? - Быстро разворачиваю, читаю и своим глазам не верю. Снова перечитываю. Нет, не может быть. Телеграмма от наркома!
Товарищи берут у меня из рук телеграмму и читают вслух:
«Приветствую товарища Кривоноса, показавшего своей ударной безаварийной работой образец овладения техникой и сознательного социалистического отношения к труду».
- Не могу вам передать словами все, что тогда пережил. - Петр Федорович достал папиросу, Мирон Дюканов, сидевший рядом с ним, зажег спичку и дал ему прикурить. Кривонос продолжал: - Ну, теперь не взять подъем нельзя, - сказал я товарищам. - После такой телеграммы горы можно свернуть. Главный дал отправление. Свисток! Открываю регулятор. Трогаемся спокойно, уверенные в своих силах. Вышли за семафор, Машина, словно почувствовав свободу, быстро набирает скорость. Приближается первый подъем.
«Угля!» - говорю помощнику. Помощник изо всех сил работает лопатой. Топка на паровозе - дело серьезное. Самой лучшей топкой у нас считается, когда уголь лежит очень тоненьким слоем. Толстый слой мешает притоку воздуха. Мы научились бросать уголь в топку так, как хорошая хозяйка кладет масло на сковородку, - аккуратно, экономно, чтобы он лег равномерно. Это нелегкое дело, но иначе не добиться большего объема пара. Ревет, бушует пламя. Внимательно смотрю вперед: подъем все ближе и ближе. Открываю регулятор до отказа, на большой клапан, и пар с новой силой врывается в цилиндры. Паровоз взлетает на подъем, и, не уменьшая хода, тащит в гору тяжелый состав. Наступил самый ответственный момент! Упустишь минуту и можешь сорваться упадет давление, иссякнет сила, и вместо быстрого хода надолго застрянешь на перегоне. Смотрю на часы, машина тянет в два раза быстрее, без особого труда и напряжения берет подъем.
В Ясиноватую приехал на 55 минут раньше, чем было и0рт СМотР№о новым графиком. Здесь же написал рапорт на имя наркома:
Взять мину — недолгое дело, но теперь предстоит самое главное — донести ее до дому. Мария взяла маленькую черную коробочку, начиненную смертью, и засунула ее за резинку шаровар трехлетнего Генки. Она посадила ребенка себе на плечи и крепко прижала одной рукой его ногу, придерживая сползавшую вниз мину. В другой руне Черная несла корзину с детскими вещами. Благополучно прошла три четверти дороги, еще недолго, только пройти Бетонный мост — и будет Кузнечный переулок, а там дом…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Принцесса науки — так называла мировая общественность Софью Ковалевскую. В повести рассказывается о ее сложной трагической судьбе и самоотверженной борьбе за право стать ученым. Вся ее недолгая, но яркая жизнь была посвящена этой благороднейшей цели. Издание рассчитано на детей среднего и старшего школьного возраста.
Федор Дмитриевич Крюков родился 2 (14) февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа Области Войска Донского в казацкой семье.В 1892 г. окончил Петербургский историко-филологический институт, преподавал в гимназиях Орла и Нижнего Новгорода. Статский советник.Начал печататься в начале 1890-х «Северном Вестнике», долгие годы был членом редколлегии «Русского Богатства» (журнал В.Г. Короленко). Выпустил сборники: «Казацкие мотивы. Очерки и рассказы» (СПб., 1907), «Рассказы» (СПб., 1910).Его прозу ценили Горький и Короленко, его при жизни называли «Гомером казачества».В 1906 г.
Князь Андрей Волконский – уникальный музыкант-философ, композитор, знаток и исполнитель старинной музыки, основоположник советского музыкального авангарда, создатель ансамбля старинной музыки «Мадригал». В доперестроечной Москве существовал его культ, и для профессионалов он был невидимый Бог. У него была бурная и насыщенная жизнь. Он эмигрировал из России в 1968 году, после вторжения советских войск в Чехословакию, и возвращаться никогда не хотел.Эта книга была записана в последние месяцы жизни князя Андрея в его доме в Экс-ан-Провансе на юге Франции.
Королева огромной империи, сравнимой лишь с античным Римом, бабушка всей Европы, правительница, при которой произошла индустриальная революция, была чувственной женщиной, любившей красивых мужчин, военных в форме, шотландцев в килтах и индийцев в тюрбанах. Лучшая плясунья королевства, она обожала балы, которые заканчивались лишь с рассветом, разбавляла чай виски и учила итальянский язык на уроках бельканто Высокородным лордам она предпочитала своих слуг, простых и добрых. Народ звал ее «королевой-республиканкой» Полюбив цветы и яркие краски Средиземноморья, она ввела в моду отдых на Лазурном Берегу.
Эта книга о человеке, который оказался сильнее обстоятельств. Ни публичная ссора с президентом Путиным, ни последовавшие репрессии – массовые аресты сотрудников его компании, отъем бизнеса, сперва восьмилетний, а потом и 14-летний срок, – ничто не сломило Михаила Ходорковского. Хотел он этого или нет, но для многих в стране и в мире экс-глава ЮКОСа стал символом стойкости и мужества.Что за человек Ходорковский? Как изменила его тюрьма? Как ему удается не делать вещей, за которые потом будет стыдно смотреть в глаза детям? Автор книги, журналистка, несколько лет занимающаяся «делом ЮКОСа», а также освещавшая ход судебного процесса по делу Ходорковского, предлагает ответы, основанные на эксклюзивном фактическом материале.Для широкого круга читателей.Сведения, изложенные в книге, могут быть художественной реконструкцией или мнением автора.
Тему автобиографических записок Михаила Черейского можно было бы определить так: советское детство 50-60-х годов прошлого века. Действие рассказанных в этой книге историй происходит в Ленинграде, Москве и маленьком гарнизонном городке на Дальнем Востоке, где в авиационной части служил отец автора. Ярко и остроумно написанная книга Черейского будет интересна многим. Те, кто родился позднее, узнают подробности быта, каким он был более полувека назад, — подробности смешные и забавные, грустные и порой драматические, а иногда и неправдоподобные, на наш сегодняшний взгляд.
Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.