— Нет, извините, он свою слабость показывает, — подмигнул дед. — Видела ли ты богатыря, который ходил бы и кричал: посмотрите, какой я сильный?
— Немец боится? Кого?
— Нас! Боится тебя, меня, тетки Анны, старухи Матрены Кирилловны, вот того горбатого Якова… Поверьте, ночью немец становится трусливым зайцем, я только вчера об этом догадался… Да иначе и нельзя ему.
— Уж очень высоко ты берешь. На словах легко быть богатырем, — недовольно произнесла хозяйка.
— Почему на словах! Я враг пустых слов. Но надо смотреть всегда вперед. — Старик закурил длинную и толстую козью ножку и снова начал прерванный рассказ о красивой, хитрой цыганке.
Женщины внимательно, как прежде, слушали старика. Но вдруг на улице, напротив окна, раздались пьяные выкрики и нестройная песня. Все на мгновение смолкли.
— Собачьи игры, попачкают и пройдут, — прошептал старик.
Но он ошибся. Немцы не прошли мимо. В дверь с грохотом застучали, под окнами послышался грубый топот солдатских сапог. Сестры с испугом вскочили и в замешательстве смотрели в сторону двери. Они поспешно надели пальто. Старик, затянувшись махоркой, пустил густой дым, кинул окорок на пол и зло придавил его сапогом.
— Пусти их!
Хозяйка медленно двинулась в переднюю.
Фашисты вошли, я дом наполнился запахом спиртного и пота. Немцев было пятеро — четыре солдата с подвешенными на шее автоматами и высокий, худой ефрейтор.
Ефрейтор внимательно обвел взглядом стены комнаты, холодно посмотрел на женщин и старика.
— Эго кто? — с трудом выговорил он по-русски, показывая на деда и Надю.
— Он из нашей деревни, сосед наш! А это — сестра моя, — тяжело дыша, ответила хозяйка.
— Муж есть? Где он? — спросил ефрейтор.
— Как все, на фронте! — ответила хозяйка, опустив глаза.
Надя стояла прислонившись к стене. Она понимала бессмысленность испуга, старалась держаться смелее, с каждым мгновением все ее существо наполнялось какой-то гордостью. Но от того, что солдаты из-под серовато-зеленых касок уставились на нее, бесстыдно похотливыми глазами, девушка невольно все плотнее прижималась к стене.
Солдаты не двигались, ждали приказаний. Ефрейтор повернулся к старику и, с интересом с головы до ног осмотрев его, что-то сказал. Солдаты захохотали.
— Сейчас вечер, — произнес ефрейтор, показывая ручные часы старику. — Что тебе здесь делать? Дом у тебя есть, старуха есть. А девочек оставь нам. Ну, отправляйся! Живо!.
Мальчуган проснулся и испуганно смотрел то на пьяных солдат, то па мать.
— Володя, спи, — как можно спокойней сказала хозяйка. — Спи. Дяди скоро уйдут.
— Скоро? — ефрейтор рассмеялся. — Ну, старик, убирайся!
Дед ничего не ответил. Только его морщинистое, худое лицо передернулось, рыжеватые от махорки усы дрогнули.
— Ну, доченьки., спокойной ночи..
— Спокойной ночи, дед. Заходи к нам! — крикнула вслед ему Надя. —..
Ефрейтор подошел к столу. С чувством отвращения посмотрел на посуду. Солдаты, положив автоматы на комод и грубо двигая стульями, уселись. Ефрейтор толстыми, грязными пальцами перелистал лежавшую на столе "Историю древнего мира", резко вырвал несколько страниц, скомкал их, сунул в карман шинели и, ни слова не говоря, вышел.
Щеки Нади задрожали. Хотелось стукнуть книгой по голове этих дикарей! Но, сжав губы, она молчала.
"Какие сволочи! Какие подлецы!" — про себя твердила девушка. Гнев и обида душили ее.
Хозяйка многозначительно подмигнула сестре и, взяв книгу, положила ее на буфет.
Широкоплечий солдат с плоским, как тарелка, лицом и выступающим вперед подбородком деловито открывал консервные банки. Другие вытаскивали из карманов хлеб, яйца, колбасу. Солдаты, видно, были голодные. Приготовления к ужину и запах продуктов раздражали их. Они притоптывали, чмокали губами, с наслаждением потирали руки.
Вошел ефрейтор. Внимательно посмотрев на женщин, он уселся, скрестив длинные ноги.
Хозяйка растерянно подавала стаканы, ножи, вилки. Надя отошла в окну и повернулась спиной к немцам.
Девушка еле держалась на ногах. Ее раздражали каждый стук вилки, каждое немецкое слово. Не в силах больше выносить присутствие гитлеровцев, она вышла в сени. Спотыкаясь в темноте, Надя прошла к старому ящику и села на него. Вслед за ней вышла и присела рядом сестра.
Сидели молча, невольно прислушиваясь к тому, что творилось в комнате.
А там гулянка была в разгаре. Слышался звон стаканов, крики, хохот.
— Не думай о них! Что еще можно ждать от грабителей? — успокаивала Надя. — Да, — вспомнила она, — а мы так и не проведали бойца. Проголодался, наверное.
— Я собиралась после того, как уйдет старик, выбрать момент. Хотела накормить его. Но теперь нельзя. Скажи, не будут ли они обыскивать? Боюсь.
— Эти собаки нажрутся, напьются и повалятся с раздутыми животами. Утром уйдут. Я кое-что из их разговор поняла. Жаль, плохо в школе учили немецкому.
В комнате что-то упало на пол и разбилось вдребезги. Раздался взрыв хохота.
— Что они там делают? — хотела встать старшая сестра.
Надя движением руки остановила ее:
— Сиди.
Но вдруг донесся пронзительный крик ребенка. Хозяйка, вскочив, кинулась в комнату. Володя, бледный, с испуганными глазами, потянулся к ней:
— Мама! Мама!
