Солнце не померкнет - [44]

— "Обжора в хаит помрет", говорят узбеки, — жестикулируя, с трудом объяснил Али. — Сейчас у немца хаит. Даровая еда. До тошноты будет есть.

— Набросились они. Ничего не скажешь.

В окно кто-то постучал. Вероятно, стук был условным, потому что хозяйка, не раздумывая, кинулась к двери.

Али спросил, что делать, но женщина жестом успокоила его.

Протирая сонные глаза, боец прислушался. В прихожей хозяйка кого-то по-матерински упрекала:

— Где тебя носит? Сейчас такое время, что не решишься даже на соседей украдкой посмотреть!

— Ничего не случилось, — раздался другой женский голос.

В комнату вошла девушка. Ее красивые волнистые волосы выбивались из-под берета и почти закрывали весь лоб. Белое, открытое лицо выражало тревогу, волнение.

Девушка сняла короткое, старенькое, но чистое пальто и повесила его. Потом сняла берет и бросила его на комод. Привычным движением привела в порядок волосы.

Повернувшись к Али, словно к старому знакомому, протянула руку:

— Здравствуйте.

Ответив на приветствие, Али молча рассматривал девушку.

Она присела к столу и тоже внимательно осмотрела солдата. Али даже смутился…

— Отступаем, товарищ боец, да? — вдруг спросила она.

Али ничего не сказал, только слегка кивнул головой.

— А куда отступаем?

— Довольно тебе, Надюша, — вмешалась хозяйка и пояснила Али: —Сестра моя. Живет с нами.

Хозяйка снова стала собирать на стол, рассказывая гостю нехитрую историю короткой жизни сестры.

— Без матери росла. Характер трудный. Нелегко ей будет с таким характером.

— С таким только и можно жить сейчас.

Женщина вспомнила, как Надя прибегала из школы с красным галстуком на груди, как часто пропадала па нужных и ненужных шумных собраниях. Хотя она и не была отличницей, все же учителя считали ее одной из лучших учениц в классе. Многим не уступала.

Девушка мечтала об интересной специальности. Правда, еще не ясно было, какую выбрать. Что ж поделаешь, в такие годы многое хочется сделать. Хочется работать в Москве, в Ленинграде, в лабораториях под руководством великих ученых. Да мало ли соблазнов?

В этом году семнадцатилетняя Надя перешла в десятый класс.

Но осенью, в радостную пору учебы, их школа стала обиталищем вшивых, пьяных гитлеровцев.

— Да что ж я о Надюше без конца говорю, — опомнилась хозяйка. — Отдыхать вам надо.

Али прикрыл глаза. Но до него донесся шепот:

— Не знаю, как будем прятать его. Язык знает очень плохо. Говорит, помнит, из какой части. Но я не представляю себе, как он будет искать ее.

— Ничего, — спокойно произнесла Надя. — Пока будем прятать. Наши ушли далеко. Надо быть очень осторожными. Фрицы рыщут повсюду. По любому поводу вешают людей, жгут дома.

— Что и говорить, — прошептала хозяйка.

— На каждом шагу издеваются над человеком, — продолжала Надя. — Наводят на тебя автомат, словно вот-вот пустят в лоб очередь. Они хотят заставить нас, русских, стать на колени. Ведь говорят, что у них нет числа пушкам, танкам, солдатам.

Али открыл глаза. Ему, много повидавшему человеку, трудно было промолчать.

— Голова закружится! — вставил боец. — Техника у него сильная. Но солдат у него смелый только за железной крепостью.

— Да, слышали мы. — Хозяйка присела за стол. — А паши, оказывается, не придали значения силе железа. Не знаю, на что надеялись! На грудь мужика?

— Оставь эти ненужные разговоры! — оборвала Надя. — Мы тоже сильны. Л если чего не хватает, то это потому, что на нас напали врасплох. Настроим и мы машин.

— А где заводы? Немец разбомбил. Э-э, что там говорить. Он прет и прет.

— Все заводы перевезены. Они сейчас на железных рельсах, едут на Восток, — уверенно произнесла Надя.

— Пока встанут, пока развернутся…

— Маруся, ты лучше побеспокойся о товарище. Куда спрячем? Ведь каждую минуту в дверь могут постучать.

— В подвал, может быть?

— Очень сырой. Дышать там трудно.

Али слушает этот разговор и, почесывая лоб, думает про себя:

"К чему мне быть обузой для этих бедных женщин? Из-за меня вдруг натолкнутся на злобу врага".

Сестры все никак не могли решить трудный для них вопрос. Али поднялся и с благодарностью сказал:

— Спасибо, хорошие вы люди. Беспокоиться не надо. Чуть-чуть стемнеет — и я уйду.

— Нет, мы не хотим, чтобы ты попал в руки людоедов. Какое бы несчастье ни было, переживем вместе, — произнесла хозяйка.

— Советский боец — наш брат, — сказала Надя. — Не нужно опасаться, товарищ. Что-нибудь придумаем.

Взяв Али под руку, Надя вышла во дворик. С двух сторон он был обнесен высоким деревянным забором. Вдоль забора вытянулись хлев и сарай с камышовыми крышами.

Девушка открыла дверь полуразрушенного сарая и пропустила туда Али.

— Там еще есть, — показала Надя на маленькую дверцу, скрытую за грудой сена и разным домашним скарбом.

С одеялом явилась хозяйка. Она разложила на земле толстый слой сена и поверх постелила одеяло.

— Отдыхай. Будем навещать, — сказала женщина и ушла, закрыв за собой дверь.

О такой мягкой постели Али уже позабыл. Как только он лег, сразу забылся в сладком сне.

Этот вечер, хотя вокруг было тихо, казался сестрам более страшным, угнетающим, чем вчерашний. Хозяйка, чтобы забыться, бралась то за одно, то за другое дело, а Надя, поставив керосиновую лампу на стол, Сидела опустив голову, расстроенная. Она рассеянно перелистала учебник по древней истории и захлопнула его.