Солнце над школой - [25]

Мать ушла на работу и оставила возле кровати блюдечко моего самого любимого сливового варенья. Когда оно кончилось, стало как-то не по себе. Я начал вспоминать всю свою жизнь, потом подумал об Але, о ребятах и почувствовал, что бока болят, голова гудит и вообще все плохо.

Я поднялся с постели и сразу понял — сидеть дома не имею права. Ведь если не идти в школу — и ребята, и главное, учителя и директор поймут, что я заболел после вчерашнего. Тогда все Алькины хитрости откроются.

Но еще до начала уроков я пожалел, что пришел в школу. Ребята даже из чужих классов подходили ко мне и осматривали шишку, а некоторые даже щупали ее руками, качали головой и с легкой завистью говорили:

— Вот это да-а! Здорова́!

Шишка действительно получилась удивительная. Огромная, сине-багровая, с голубоватым и светло-желтым отливами, она торчала, как боевой рог.

Женька долго смотрел на нее и разозлился:

— И ты еще говоришь, что играл в футбол!..

— А тебе, собственно, какое дело? — спросил Юра, который все время крутился возле меня.

— А такое, что врать не нужно!

— Не ты же соврал!

— Я-то не соврал, а вот нашлись такие, что соврали и весь класс подбили.

Тогда с места поднялась Луна и спросила:

— Что ты хочешь этим сказать?

— А то, что ты трепачка! То, что у нас не класс, а собрание трепачей! И я, как староста, все равно выведу вас на чистую воду!

И тут случилось то, чего мы не могли ожидать: те самые ребята, которые вчера не были на труде, и даже еще несколько таких, которые были, вдруг напали на Альку и на всех нас. Они, как и Марков, стали кричать, что мы поступили нечестно, что мы только мешаем им заниматься как следует.

— Смотри, какие сознательные стали! — удивленно пробурчал Юра. — И всего только за одну ночь.

Пока мы ссорились, Аля молчала. Потом она крикнула:

— Стойте, ребята! Ведь вы забыли, что я сделала это для спасения Ивана Харитоновича!

— Спасения? — взвился Марков. — Неужели ты думаешь, что его могли снять с работы за то, что этот хулиган наставил себе шишку? Ты не Ивана Харитоновича спасала, а своего ухажера. Это же все знают.

Стало очень тихо. Я чувствовал себя, как во сне: вначале полетел куда-то вниз, потом в сторону… Но до своей цели — ненавистного Женькиного лица — я не долетел. На одной руке у меня повисла Луна, а на другой — Юра.

— Не связывайся с ним, — убеждал он.

— Не трогай его, Громов, — сказала Алька. — Я сама знаю, что делать.

Бледный Марков прижал кулаки к груди. Все по-прежнему молчали, и Женька не заметил настоящей опасности. Сзади подошел Шура Нецветайло, схватил его за шиворот и молча поволок к двери.

Должно быть, от неожиданности Марков вначале просто волочился, как кукла, а потом стал дергаться и хрипеть:

— Пусти!.. Все равно будет известно! Пусти!..

— Сейчас за дверь выброшу, а потом пущу, — добродушно ответил Шура. — Тогда извещай кого хочешь.

Он закрыл за Марковым дверь, отряхнул руки, точно они были в муке, и подошел к Чесныку, который все время стоял в сторонке.

— Тебя тоже выбрасывать или ты сам пойдешь?

— Да нет, ребята… Я же ничего такого…

— Я спрашиваю… тезка? Сам пойдешь или выбросить?

Чеснык облизал губы и недобро взглянул на меня:

— Ладно. Я сам пойду. Но мы еще посмотрим…

И он медленно, точно нехотя, вышел из класса.

Тогда из-за парты поднялась Аля Петрова:

— Вот что, ребята! Женька хоть и паршивый человек, а прав. Я пойду к директору и все расскажу сама, — и выбежала из класса.

Нецветайло шумно вздохнул и уныло произнес:

— Выгонят меня из школы… — Он пожал широкими плечами и почесал пятерней в затылке. — Что матери скажу?..

Ему никто не успел ответить, потому что прозвенел звонок и в класс вошла Елена Ивановна с огромной кучей тетрадей под мышкой. Она положила их на стол, вытерла платочком лоб, а потом уж, как всегда, слегка насмешливо сказала:

— Вы что же не на местах?

Растерянные и смущенные, ребята стали рассаживаться по партам, и Елена Ивановна добродушно посматривала на них. Когда все успокоились, она спросила:

— Что же у вас опять произошло, мой знаменитый шестой «А»?

— Тут такие неприятности… — протянул Юра Грабин.

— Печально. Будете переживать, или начнем урок? Где староста?

— Вот потому и неприятности, — пояснил Юра и так смешно развел руками, что всем стало немного веселей, — что старосты нет.

Елена Ивановна на мгновение строго свела брови, но потом, словно вспомнив что-то, все с той же легкой, добродушной улыбкой обвела взглядом класс.

— Понятно. Очередной бунт. Ну хорошо. Вы бунтуйте, а я начну раздавать домашние работы.

Ну, а кто же удержится от желания поскорее узнать, какая отметка у него в тетради? Так все и наладилось. Вообще, когда рядом Елена Ивановна, все на свете переносится легче. Никогда она не кричит, не сердится, и получается хорошо.

Незаметно окончился урок. Мы опять вспомнили о своих классных делах и высыпали в коридор.

Глава 16. Драка не состоялась

В коридоре, у дверей в класс, стоял Марков. Он спокойно пропустил нас, и некоторые из тех, кто бежал выручать Алю, остановились. Остальные побежали к канцелярии. Альки там уже не было.

— Наверное, она в кузне, — решил Юра, и мы бросились туда.

Но и в кузне Али не было. Возле наковальни, на обрубке бревна, сидел Иван Харитонович — худой, прокопченный и, как всегда, немного грустный. На наковальне лежали огурцы, помидоры, яйца, колбаса и хлеб. Мы вошли так тихо, что Иван Харитонович не заметил нас. Он накалывал кончиком ножа то кусочек помидора, то кружочек колбасы и сосредоточенно жевал, изредка печально и задумчиво покачивая головой.