Сольная партия - [11]

Микали резко повернулся и сбежал по ступенькам к своей машине.

Несколько часов спустя он провел репетицию с оркестром. Дирижер оказался превосходным, им было легко друг с другом. Однако он попросил о дополнительной репетиции на следующий день, между двумя и четырьмя часами, так как концерт начинался в семь тридцать. Микали согласился.

В полшестого тем же вечером он ждал в старом „ситроене" на обочине Версальского шоссе вблизи дворца. Жарро сидел за рулем.

– Хоть объяснил бы, в чем дело, – недовольно буркнул он.

– Позже. – Микали протянул ему сигарету. – Ты же сам говорил, чтобы я, если что-нибудь понадобится, обратился к тебе. Верно?

– Да, но…

В этот момент черный „мерседес" с греческим флажком прошуршал мимо.

– Следуй за этой машиной, – приказал Микали. – Гнать не надо. Он делает не более сорока миль в час.

– Глупость какая-то, – заметил Жарро, трогая с места. – В такой-то тачке.

– Все просто, – пояснил Джон. – Полковнику нравится вид из окна машины.

– Полковнику?

– Заткнись и крути баранку. „Мерседес" свернул на дорогу, пересекающую Буа де Медон.

В этот вечерний час парк опустел и затих. Начинало темнеть. Молнией пронесся мотоцикл с зажженными фарами. Вид у водителя был грозный: в шлеме, защитных очках, темном плаще и с автоматическим карабином за спиной.

Он обогнал „мерседес" и исчез за поворотом.

– Ублюдок, – плюнул на дорогу Жарро. – В последнее время они постоянно раскатывают туда-сюда. А я-то полагал, что их используют только при подавлении массовых волнений.

Микали едва улыбнулся и закурил.

– Можешь ехать потише. Теперь я знаю, что делать.

– Делать что, ради Христа?!

И тогда Микали рассказал Клоду Жарро все. „Ситроен" резко занесло – Жарро изо всех сил нажал на тормоз и остановился на обочине.

– Ты сошел с ума. Факт. Ты обязательно попадешься.

– Не попадусь – с твоей помощью. Ты дашь мне все, что нужно.

– Ни черта подобного. Послушай, псих, „Сюрте Женераль" достаточно записи телефонного разговора, чтобы выйти на тебя.

– Ты просто толстый дурак, – спокойно парировал Микали. – Я – Джон Микали. Концертирую в Риме, Лондоне, Париже, Нью-Йорке. Кому придет в голову, что я вынашиваю такие безумные планы? Зачем это мне? Мой дед разбился насмерть, случайно упав с балкона. Таково судебное заключение.

– Нет! – отчаянно взревел Жарро.

– В то время как ты, старина, не просто мелкий мошенник, что стало предельно ясно, когда ты показал мне давеча то барахло в гараже. Ты еще крепко повязан с ОАС.

– Пусть попробуют доказать, – взвился Жарро.

– Легче легкого. Достаточно только упомянуть твое имя в связи с ОАС, и тебе тут же на хвост сядет Пятая служба. Там ребята крутые, половина из них – наши старые алжирские приятели, так что ты знаешь, чего ожидать. Они разложат тебя на столе, присоединят провода к мошонке и пустят ток. Полчаса не пройдет, как ты споешь им обо всем, и в мельчайших деталях. Только они тебе не поверят. И станут продолжать, просто чтобы проверить, нельзя ли вытянуть из тебя чего-нибудь еще. Кончишь ты или трупом или полным идиотом.

– Ну хорошо, – простонал Жарро. – Достаточно. Я все сделаю.

– Разумеется. От тебя требуется только одно, дружище Клод. Не делай глупостей. А теперь поехали отсюда.

Микали опустил стекло и подставил лицо прохладному вечернему ветерку. Давно он уже не чувствовал жизнь во всей ее полноте. Чувства его обострились до предела. Сходные ощущения он испытывал за кулисами за миг до выхода на залитую огнями сцену, навстречу роялю и аплодисментам, нарастающим подобно грохоту…

Ровно в шесть вечера на следующий день Парос, водитель посольского „мерседеса", свернул на Буа де Медон, оставив Версаль по левую руку. Сержант Алеко сидел рядом с ним. Петракис устроился сзади на откидном сиденье, лицом к полковнику Вассиликосу, углубившемуся в папку с документами. Стеклянная перегородка была поднята.

Весь день лил сильный дождь, и в парке не было ни души. Парос расслабился, как вдруг увидел в быстро сгущающихся сумерках приближающиеся огни. Полицейский из отряда по борьбе с терроризмом в темном форменном плаще и шлеме затормозил перед машиной и дал знак шоферу остановиться. Темные мотоциклетные очки и поднятый от дождя воротник почти полностью скрывали его лицо.

– ОБТ, – заметил Алеко. Стеклянная перегородка опустилась.

– Выясни, что ему нужно, – бросил полковник Вассиликос.

„Мерседес" остановился, полицейский слез с мотоцикла, вытолкнул подножку и направился в сторону машины. Его мокрый плащ блестел от воды. На груди темнел автоматический карабин „МАТ-49".

Алеко открыл дверь и вышел.

– В чем дело? – спросил он на ломаном французском.

Полицейский выхватил руку из кармана. В ней оказался „кольт" сорок пятого калибра, такие находились на вооружении американской армии во время второй мировой войны.

Выстрел в сердце швырнул сержанта на капот машины. Грек сполз на землю лицом в грязь.

Петракис по-прежнему сидел на откидном стуле спиной к стеклянной панели. Вторая пуля попала ему в основание черепа. Мертвый телохранитель рухнул ничком на сиденье рядом с полковником и замер в позе молящегося. Потрясенный Вассиликос отпрянул назад, не в силах вымолвить ни звука. Его мундир был заляпан кровью.