Соленые радости - [32]

Семен только начинал свои выступления в большом спорте и к тому же был на семь лет моложе Мунтерса. Семен должен был «восстановиться» к соревнованиям и «восстановился». А достаточно было увидеть разминку Мунтерса на чемпионате, чтобы понять: утомлен прикидкой. Кроме того, Семен так подвел собственный вес, что на взвешивании потянул на четыреста пятьдесят граммов меньше Мунтерса. При равных суммах троеборья победа доставалась бы Семену.

На чемпионате Карева «менажировали» тренер Задорин и я. Из команды с нами еще был легковес Баландин. За сутки до этого Баландин проиграл японцу Ямабэ. Худоба еще не сошла с его лица, и взгляд был затравленно усталый. И говорил Баландин возбужденно, громко.

Впрочем, настоящих шансов на победу у Баландина и не было. Ямабэ, кроме двух олимпийских и четырех золотых медалей чемпионатов мира, принадлежали все рекорды этой весовой категории. Японец создал свой стиль темповых упражнений. Для меня осталось загадкой, как суставы выдерживают такой напор.

Чтобы помочь Кареву, мне не обязательно было входить во все подробности поединка. Я достаточно профессионален, чтобы и без того давать дельные советы. Но в Кареве чувствовался тот особый талант к борьбе, который понятен и близок мне и без которого люди для меня теряют привлекательность. Действие определяло его отношение к жизни. Действие, сознательное и отрицающее законченность каких бы то ни было форм. И я вошел в мир его выступления…

Мы были в раздевалке, когда кожа у Семена покраснела и вспухла. Такой опытный массажист, как Сарычев, должен был осторожно накладывать разогревающую мазь. Все кинулись смывать мазь спиртом, но было поздно. Кожа багровела, надувалась рубцами, распалялась.

Между подходами на разминке Семен сидел прямо. И лишь по налитым кровью белкам можно было догадаться о боли. Кожа потом слезала с него лохмотьями, И струпья покрыли его с шеи до пят…

Семен приходил в себя после второй попытки, когда в первый раз вызвали Мунтерса. Я осторожно промокал простыней замыленную потом и обожженную спину Семена.

– Ты молодец, – говорил я. – Ты в полном порядке. В отличной форме! – Я видел, вера другого становится его силой.

Я сам не прочь услышать нужные слова. Они всегда кстати, когда рискуешь. Даже отличные спортсмены могут не знать этих слов. А в тот вечер и ночь я их легко находил. И каждое из них отнимало мою силу.

Семен подергивал в нервном тике плечом. На толстые белесые брови скатывался пот. Волосы темнели, липли ко лбу. На щеках блуждали красные пятна.

– Подумаешь, Мунтерс! – выкрикивал Задорин. – Срежем этого пижона!.. Закрой плечи. Сарычев, халат! Не студи плечи…

Нас фотографировали, разглядывали, окликали. Меня это уже не могло отвлечь, но Семена раздражало.

– Ты поспокойнее, – шепнул я Задорину, – он и так перевозбужден.

Вернулся Баландин и сказал, что Мунтерс сработал чисто.

Сарычев подавал все необходимое для работы, избегая смотреть на нас.

– Смотаемся утром в торговый центр, – шепнул мне Баландин. – Есть что купить.

– Не делай таких глаз, – сказал мне Семен, – а то Сарычев еще что-нибудь напутает.

– Я ему напутаю! – крикнул Задорин. – Тоже мне, массажист высшей категории!

– Не грусти, Владимир Иванович, – сказал Семен Сарычеву. – У меня новая шкура нарастет. – И засмеялся хрипло. Семен хотел показать, что он вполне владеет собой.

– Руку береги, – сказал Задорин. – Второй раз долго будем лечить.

– Беречь? Сейчас?! – Семен снова засмеялся.

– Пора поставить клистир Мунтерсу, – сказал Баландин. Он вдруг выругался и злобно уставился на ребят Мунтерса. Они встретили Мунтерса у выхода со сцены: окружили, загалдели, закутали в плед, Мунтерс ухмылялся и позировал репортерам. Тут же хлопотали венгры. Они явились всей командой на выступление своего полусредневеса Чатари. Этот атлет превосходил в жиме и Мунтерса и Карева.

Я улыбнулся Чатари. Мы были приятелями. Он не подал виду, что заметил.

– Ну, зараза! – сказал Сарычев на Мунтерса. – «Раскачал» лапы! Ну, зараза!

– Товарищи, вызвали Карева, – сказал переводчик. – Второй раз объявляют.

– А мы успеем, – сказал Сарычев.

– Хороший парень? – спросил меня Бэнсон. Он имел в виду Карева.

– Мы выиграем, – ответил я по-французски. Общим языком у нас с Бэнсоном был французский. – Я тебя познакомлю с ним. Ты снова получишь хорошее интервью.

Бэнсон кивнул. В таких вещах он целиком полагался на меня.

– Прямо перед награждением участников заходи к нам в раздевалку, – сказал я.

– Успеха! – Бэнсон поднял над головой пальцы буквой «V». Он желал нам победы.

Мы пошли к выходу на сцену.

– Коли невтерпеж, подождут, – сказал Сарычев.

Я был выше всех и шире всех. Я шагал впереди, и все расступались, Седов улыбнулся мне. Наш старший тренер без нужды не вмешивался в работу других. С ним стоял врач команды Архипов – рыхлый апатичный человек, и тренер команды ГДР Курт Зонненберг. Они курили. Здесь не возбранялось курить. Курили все, даже те из женщин, которые оказались за кулисами.

– У-у, селедка в брюках! – Сарычев передернул плечами. Он не выносил женщин. – На нашу Ларису Яковлевну похожа. Тоже, небось, не ржавеет. У-у, глазастая!..