Солдаты последней империи (Записки недисциплинированного офицера) - [4]

— Купи для меня у тёти Кати бутылку водки. Встречаемся на улице.

С бесстрастным выражением лица прошествовал в кассу и тут же вернулся с билетом, приобретённым за номинальную стоимость.

В царское время в Туркестане, уже при наличии железной дороги, прогонные и суточные всё ещё выдавали офицерам на лошадей, что несомненно было выгодно путешествующим. В Петербурге, очевидно, не подозревали о существовании там «чугунки».

Железнодорожная линия по ровной, как стол, пустыне была проложена серпантином: в 1905 году её строили англичане и получали за каждую версту. На крупных станциях Казалинск, Джусалы, Кзыл-Орда, стояли казачьи разъезды, оставившие после себя потомство «казахов Урала» — белобрысых, узкоглазых блондинов. Особенно это поражает в женской внешности. Станции были сложены из камня и имели стены по два метра толщиной с бойницами для стрельбы из винтовок. Сохранились даже клёпаные водопроводные башни. Большинство разъездов ныне переведены на автоматику и брошены людьми. Как-то в ноябре меня высадили на разъезде Дермень-Тюбе, ловить дезертиров. На разъезде наставили товарников. Поди найди его там! У меня и в мыслях не было. Станционное здание казахи использовали как кошару для овец, пол по колено был усыпан кизяками. Я жил там сутки, спал на блохастой кошме, смердящей, как дохлый вокзальный бомж. Наконец, решился разжечь печь — большую, с чугунной дверцей и царскими орлами на ней. Перед этим я, скуки ради, хотел выломать дверцу себе на память. Её не топили года с 1917. Сжёг бумагу, кизяк, наломал веток карагача. В трубе загудело, собрался народ — подумали, что пожар. Аксакалы изумлённо цокали языками и шумно втягивали воздух носом. Им было удивительно, зачем выпускать тепло в железную бочку. Наконец один, с медалью за город Будапешт на чапане, произнёс: «Я такое в войну видел». Казаков в нас удивляло многое: что спим на простынях, отгоняем мух ото рта рукой. Казаки, например, мух с пиалы сдувают губами. Есть даже пословица: «Дурной, как русский, он мух руками отгоняет». Действительно, когда входишь в юрту, можно прослыть за сумасшедшего, если начинаешь отмахиваться от мух руками. Трудно сохранять спокойствие и сдувать мух с носа и рта. К утру мне окончательно надоело ловить дезертира; я хорошо знал российскую военную историю и сюжет картины Верещагина «Забытый». Сел в товарный поезд и вернулся на станцию. Пришёл в часть, а там спрашивают:

— Ты почему на службу не являешься? Тебя уже ищут.

Единственным позитивным результатом экспедиции было то, что на разъезде я познакомился с Аминой, казашкой, и Бертой, оказашенной немкой. Работали они в разъездном магазине. Задача была одна — скупить в проезжающих поездах продукты питания (тогда в поездах толком не кормили). Узбеки затаривались в Москве и продавали втридорога. Продавщицы обирали уже соотечественников. В пустыне шкала ценностей диктуется потребностью: в запас не возьмёшь ничего, кроме риса, муки и сахара. На Востоке бытует пословица: «Одного и того же верблюда можно купить и за одну монету, и за сто». У речки, где есть дороги, верблюда можно было обменять на «Запорожец» — эта машина с воздушным охлаждением очень хорошо показала себя в условиях пустыни. Казахи были абсолютно безразличны к достижениям нашей цивилизации, кроме, разве что, мотоциклов и телевизоров. Машины (кроме «Запорожца») или холодильники предмета вожделения не составляли, а дача у казаха всегда с собой. В пустыне такого же верблюда можно было выменять на мясо рублей за триста. Особенность казахских кочевий — малое количество тягла, несколько вьючных верблюдов и несколько верховых коней. Остальные оставались полудикими и шли на мясо. Артезианская скважина на разъезде притягивала кочевников, поскольку была единственным источником питьевой воды. Сами казахи могут обходиться без воды — молочными продуктами, но нужно поить баранов. Начальник пожарной команды полка как-то повёз в пустыню воду, чтобы поменять у казахов на водку. Разбил машину о единственный столб.

Меновая торговля велась бойко. Казахов в магазине удивляли белые халаты продавщиц — они думали, что это больница, куда попадали только редкие казахи. Что особенно нравилось продавщицам, так это то, что казахи с любой купюры не требовали сдачи. Деньги не имели для них номинальной стоимости. Господа офицеры покупали в магазине исключительно водку и вино, в основном узбекские портвейны «Агдам», «Талас» и «Арак». Офицерских жён поражало в магазине обилие дефицитных промтоваров китайского и индийского производства, вроде вельвета в мелкий рубчик. К чему он казахам? На всех крупных разъездах существовали «толчки» — вещевые рынки, на которых жёны офицеров продавали обмундирование и разные недоношенные вещи, которые скупали казахи. Особенно ценились ими офицерские сапоги и ватные брюки. Казахи, за непотребностью, вывозили на «толчки» массу дефицитных книг на русском языке, например, классиков выпуска тридцатых-сороковых годов, а также засиженный мухами хрусталь и ковры. Торговля осуществлялась без денег, путём обмена. Например, шесть пар офицерского белья приравнивалось к собранию сочинений Пушкина, а за офицерские сапоги можно было выменять колесо к мотоциклу «Урал» (самый популярный транспорт среди прапорщиков). Там же, в мазанке с подпёртыми стенами и потолком, находилась импровизованная чайхана, в которой подавали любые спиртные напитки, кроме чая. Когда прапорщик Коля «Борман», живым весом килограммов сто тридцать, плясал вприсядку, пол и потолок грозили провалиться.