Солдаты Дзержинского - [6]

…Подросток, одетый в лохмотья, жался к стенке, как затравленный зверек. Раздобревшая нэпманка — торговка ливерными пирожками — мертвой хваткой держала пацана и возмущенно кричала на всю площадь:

— Мерзавец! Разбойник! Чертово семя!

— В чем дело, гражданка? — остановил Андрей торговку.

— Вот, гражданин начальник, берите его — и в тюрьму! Ограбил, окаянный! Чуть жизни не лишил… У, звереныш! — подняла она свободную правую руку над головой мальчика. Он, ожидая удара, съежился.

— Бить не сметь! — остановил торговку Андрей. — Идемте в следственную комнату.

На вокзале была специальная детская комната, где занимался с несовершеннолетними правонарушителями Иван Федорович Григорьев.

— Опять вы, Мерчуткина?! — удивился Григорьев. — Третьего пацана приводит, Андрей Петрович, за одно утро!

— Так, гражданин начальник, никакого сладу с ними нет. Тащут! — жаловалась торговка.

— Сколько? — спросил Андрей.

— Чего? — не поняла Мерчуткина.

— Сколько пирожков стащил этот разбойник?

— A-а… Два, гражданин начальник, на третьем я его подкараулила.

Подросток, молчавший до сих пор, вдруг ожил:

— Врет она!

— Как так? — обратился Андрей к мальчику.

— Не два, а один пирожок.

— Да как же один, когда я знаю, что два!

— Довольно, отпустите ребенка! — приказал Андрей, потом достал из кармана деньги. — Вот вам за два пирожка. Получайте и отправляйтесь на свое место.

Торговка удивленно посмотрела на Андрея, не зная, что и подумать. Председатель губчека рассчитывается за какого-то воришку наличными. Что же это значит? «Надо было на три пирога напор держать, авось и за три бы заплатил», — осуждала себя торговка за промашку.

Андрей Петрович выпроводил торговку, закрыл дверь.

— Как тебя зовут? — спросил он пацана.

— Сенькой…

— Родители есть?

— Были, да тятька на войне сгиб, а мамку тиф подобрал, — зашвыркал носом парнишка.

— А почему в детский дом не идешь?

— Дык я уж большой, восьмой год пошел… Прокормлюся как-никак сам собой.

— Ну вот что. Парень ты, как мне думается, еще не пропащий, а стоишь на скользкой дорожке — воруешь. Это очень плохо, пропасть можешь в два счета.

— Известное дело, могу, — совсем по-взрослому рассудил парнишка. — Но че же делать-то? Отпусти меня отсюда, товарищ начальник, а?

Андрей пожал плечами и миролюбиво проговорил:

— Никто тебя не задерживает, иди! Я ведь хотел тебя только чаем напоить. С сахарином! Давно, думаю, парнишка чай не пил…

— Да ну?

— Серьезно. Поедешь со мной?

Мальчонка замялся, стреляя глазами по сторонам.

— Да-а, зовешь на чай, а сам в тюрьму отправишь!

— Вот тебе раз! Тебе же туда неохота?

— Торговка пугала; что начальник Коростин всех таких, как я, в тюрьму сажает, селедкой кормит и пить не дает.

— Да ну? Ай-ай-ай! Плохи твои дела, Сенька! — звонко рассмеялся Коростин. — Слышишь, Иван Федорович, какие глупости болтает о нас буржуазная милость? Есть у тебя желающие еще поехать на чай?

— Двое мальцов где-то спят…

— Веди их сюда,' увезу.

Когда Григорьев привел двух мальчишек, оборванных и грязных не меньше, чем Сенька, Андрей Петрович сказал им:

— Вот что, друзья дорогие. Повезу я вас в теплый и светлый дом, где раньше только буржуи жили. Вас, там отмоют, наденут чистое белье, накормят, игрушки и книжки дадут, учить будут.

— А не омманешь? — не унимался Сенька.

— Вот вам моя рука. Если обману, можете сразу же уходить, никто держать не станет. Идет?

— Идет! — протянул Сенька руку. К ней присоединились еще две руки.

…На всю жизнь осталась в памяти Андрея Петровича поездка в столицу, на празднование пятилетнего юбилея Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем, преобразованной в Государственное политическое управление. Юбилей был скромным и деловым. Руководствовались указаниями Ленина о том, что лучший способ отпраздновать юбилей — это сосредоточить внимание на недостатках, еще не решенных вопросах. В тот день группе особо отличившихся сотрудников были вручены грамоты Государственного политического управления о присвоении звания почетного чекиста и нагрудные знаки к ним.

Как сквозь сон, услышал Андрей свою фамилию и вышел к столу, накрытому алым сукном.

— Поздравляю вас, Андрей Петрович, с присвоением звания Почетного чекиста! — крепко пожал руку Феликс Эдмундович и вручил Коростину грамоту и нагрудный знак.

— Служу трудовому народу! — уверенно и четко ответил Андрей.

В грамоте ГПУ было написано: «Почетное звание чекиста требует бдительности, решительности и храбрости». А на правой стороне разворота: «От коллегии ГПУ товарищу КОРОСТИНУ АНДРЕЮ ПЕТРОВИЧУ за беспощадную борьбу с контрреволюцией выдан нагрудный знак № 248. Председатель ГПУ Ф. ДЗЕРЖИНСКИЙ». Собственноручная подпись и печать Государственного политического управления.

Андрей был счастлив.

Чекисты школы Дзержинского не случайно вызывают глубокий интерес и уважение у современной молодежи. И смысл здесь не в детективной занимательности, хотя и это немаловажно, а в революционной романтике, в красоте души этих людей. Феликс Эдмундович говорил, что «чекист должен быть чище и честнее любого — он должен быть, как кристалл, прозрачным».

Чекисты легендарных двадцатых своим примером показали, каким должен быть человек будущего коммунистического общества. Среди гвардейцев Дзержинского были и наши земляки — Андрей Петрович Коростин, Петр Андреевич Грязнов, Спиридон Зотович Ленев и их боевые соратники.