Солдаты без оружия - [30]

— Постараюсь, постараюсь, кхе-кхе. Прежде всего, мне непонятен какой-то панихидный тон, какое-то ненужное, излишнее раздражение. — Он окинул всех быстрым взглядом, по-молодому вскинул голову. — Ведь наступаем, товарищи! Освобождаем нашу землю, вперед идем. Вы только вдумайтесь в это.

— Вдумались, — буркнул ведущий, всем своим видом давая понять, что не одобряет этого бодряческого тона на деловом совещании.

Замполит не обратил внимания на его иронию, продолжал спокойно, но энергично:

— Солдаты сейчас не те, что были в сорок втором, даже в сорок третьем.

— Они раненые, — вставил ведущий.

— Думаю, что и раненые не те… Впрочем, вам не до психологии, не до анализа настроения… Извините, кхе-кхе… Я, безусловно, не знаю деталей и специфики, не принимал участия в основной работе, но зато со стороны видел всех наших людей в деле. И прямо скажу, кхе-кхе… впечатление приятное. Более того, удивительно, как люди, собранные, как говорится, с миру по нитке, так дружно, так самоотверженно, так одинаково старательно трудились все эти трое суток. Это значит — сознавали свою роль, это значит — и им передался подъем наступления. Кхе-кхе… Вы, товарищи, видите, какой кровью дается нам победа. И вы делаете все, чтобы вернуть наших героев в строй или к полезной жизни.

Корпусной кивал, как будто одобряя слова замполита. Ведущий смотрел перед собой ничего не выражающим взглядом.

— Так вот, со стороны, — продолжал замполит, — вы все были прекрасны. Возьмите капитана Сафронова, моего, можно сказать, земляка, почти ленинградца. Сколько он души вкладывал, как он болел за каждого раненого. И, я не знаю, по-моему, он справлялся со своей задачей.

— Помогали, — буркнул ведущий.

— Очень хорошо, — одобрил замполит. — Вот это я тоже заметил. И вам помогали. Все, весь батальон работал на хирургов. Старательно действовали шоферы, повара, аптечные работники. У вас не было задержки ни в чем, А сестрички… Это ж женщины, товарищи мужчины, кхе-кхе… — Он надолго закашлялся.

И все увидели, какой немолодой и какой больной этот человек. Никто не посмел прервать, вынужденную паузу, никто не воспользовался возможностью вставить слово.

— Виноват, — извинился замполит и обратился непосредственно к ведущему: — Вот вы сейчас почему-то раздражены. И вам это не идет. А когда вы в работе… Это ж просто… Вас бы нарисовать, а еще лучше заснять за операцией. Вы ж чудо-хирург. Черт возьми, как вы этого не понимаете? — Замполит снова пригладил непослушную прядь, словно смущаясь своего восхищения. — Нет, вы, товарищи, не нагнетайте сейчас страстей. Не время. Боевая операция еще не закончилась. Вы слышали — в танковых войсках она продолжается недолго. Давайте подождем до окончания. А там в спокойной обстановке, поразмыслив, все, как надо, обсудим. Кхе-кхе… Вот еще не могу не рассказать об одном факте. Госпитальный взвод еще не приехал. Галины Михайловны не видно. У нее сестричка Настенька. Чудо-девушка. Чистота душевная, просто родник какой-то. Иду вчера на рассвете. В кустах кто-то тихо плачет. Это она. У них солдат умер. Так она над ним плакала. — Он с трудом сдержал волнение. — Это понимать надо. Скажи об этом женщинам — они в пояс поклонятся нашей Настеньке. — Он повернулся к корпусному: — Так что, товарищ подполковник, с точки зрения морального состояния, с точки зрения настроения — в медсанбате все в порядке. О чем и докладываю вам устно и при всех.

Корпусной кивнул, быстро встал, привычным жестом одернул гимнастерку.

— Указания будут такие… — Он дал указания и заключил: — По своим местам. Наступление продолжается. Раненые могут поступить с минуты на минуту.

Все расходились с добрым настроем. Слова замполита как будто придали сил. Сафронова нагнал Чернышев, похлопал по плечу:

— А замполит-то — дядя!

XVIII

Раненые пошли к вечеру — понемногу, по одному, по два, по три человека. И все шло хорошо. Все успевали. Все были довольны друг другом.

«Вот такой ритм нам подходит, — раздумывал Сафронов. — Но такой ритм, насколько я понимаю, нетипичный, а к другому мы еще не готовы. Механизм наш пока что работает лишь на первой скорости».

Сейчас, при небольшой нагрузке, он успевал заметить, кто как работает, поговорить с каждым раненым, запомнить их голоса и лица. Раненых объединяло, пожалуй, одно обстоятельство — стремление поскорее пройти через врачей и получить медицинскую помощь. А ехать в тыл многие и не рвались, напротив — стремились в свою часть, на передовую. «Там я быстро оклемаюсь. Мне при своих легче. А то потом… Знаю я это потом… Не-е, часть терять неохота, я с нею аж с сорок второго…»

Теперь и Сафронов уловил приподнятое настроение раненых. Действительно, прав замполит: все они радостно возбуждены, все переполнены стремлением двигаться вперед, прямо-таки заряжены наступательным зарядом. Они полны впечатлений, и им необходимо поделиться ими, поговорить по душам. Лучший собеседник — Галкин. Сафронов сначала было выказывал им недовольство, но сейчас убедился: санитар свои обязанности исполняет, а поговорить с ранеными, выслушать их — тоже доброе дело.

Вон опять присели под березой, курят, неторопливо беседуют. Сафронов на минуту остановился, прислушался.