Солдаты без оружия - [128]

Принесли воду. Филиппов разделся, старательно вымыл руки и, достав из санитарной сумки все, что требовалось, приступил к делу.

Старик деликатно отошел к лестнице. Полячки, горестно охая, толкались за спиной Филиппова, мешали работать.

— Годованец, займись-ка ими, — попросил Филиппов.

— Слушаюсь. Ну-ка, товарищи женщины, давайте побеседуем.

Он оттянул сестер в сторону и завел с ними длинный разговор.

— Вот, скажем, товарищи женщины, насчет данного вопроса. У нас этот вопрос мирово поставлен. Я, как папаша, могу подтвердить и поделиться опытом. Папаша, говорю. Отец. Во-во, правильно поняли. Сын у меня. Серега. Перед самой войной родился. У нас так. Если, допустим, предвидится ребенок, это дело государственное. Тут о вас большую заботу проявляют. Разные консультации — и женские, и детские. Врачи на дом ходят. Иной раз и ни к чему, а он идет. Дескать, какое самочувствие? Да не надо ли чего? Да помогает ли муж? Да, муж. Это точно. Для мужа это ответственный момент. Он у всего общества на прицеле.

Женщины слушали и из-за плеча Годованца следили за действиями доктора.

— Подошло вам, скажем, время… Пожалуйста. За вами присылают машину. Как там, по-вашему? Самокат. Не разумеете? Ничего. Придет время — поймете. Еще так понравится, что каждый год, извините за выражение, рожать будете.

— Добже, добже, — из вежливости подтверждали полячки.

— Да уж что и говорить. Не худо. Лежите вы там — вам подарки приносят. Товарищи несут. Профсоюз несет. Муж несет. Во сколько подарков — гора! И цветы, и яблоки, и сладости всякие… Не разумеете? Что ты будешь делать! — Он оглянулся на Филиппова, нетерпеливо кашлянул. — Товарищ капитан, скоро вы там? А то публика попалась тяжелая — я, сами знаете, рассказчик какой.

— Продолжай. У тебя неплохо получается.

— Да я что. Я стараюсь. — Годованец глубоко вздохнул и продолжал: — Следующий вопрос — о приданом… А у вас, например, есть во что дитё завернуть? Не разумеете. Пеленочки, распашоночки? — Он принялся энергично жестикулировать, всеми силами стараясь втолковать свои мысли. Полячки наконец поняли, закивали. — Ну вот, то-то. Идемте-ка за хозяйством.

Он подхватил сестер под руки, и они втроем отправились за приданым.

Роженица последний раз вскрикнула, и через минуту в руках у доктора забился ребенок.

— Парень, — произнес Филиппов, с гордостью оглядывая младенца.

— О, матка боска ченстоховска! — всхлипнул старик, увидев ребенка, и выбежал из подвала.

Филиппов неловко топтался на месте, держа ребенка на вытянутых руках. Младенец выгибал спинку, сучил ножками и заливался тонким голоском.

Женщина повернула к нему лицо и тихо, счастливо улыбнулась. Она поняла, что доктору необходим помощник, в протянула свои слабые, дрожащие руки. Филиппов осторожно положил ребенка рядом с нею. Поцеловав сына, она прижала его к груди и зашептала какие-то свои особенные, материнские слова…

— Где отец ребенка? — спросил Филиппов.

Женщина подняла на него глаза и показала рукой туда, откуда слышались выстрелы.

В этот момент издалека глухо донеслось протяжное «ура».

— Слышите? — спросил Филиппов, поднимая палец к потолку. — Скоро ваш муж вернется домой.

Она радостно кивнула, показала глазами на паучка, повисшего над самой головой. Это для нее была верная примета, обещавшая хорошие вести.

Принесли белье. Новорожденного, обтерев влажной теплой тряпкой, начали пеленать. Он кричал, дрыгал ножонками.

— Што ли, свободу любишь? — шутливо спросил Годованец. — Ежели бы не наша армия, так на всю бы жизнь и запеленали…

Появился старик с тальниковой корзинкой в руках. Он в пояс поклонился доктору и, произнося непонятные слова, поставил корзинку к его ногам.

Филиппов вначале даже не понял, в чем дело, а когда догадался, что это плата за оказанную помощь, густо покраснел и попытался объяснить старику, что он ничего не возьмет, что этого не полагается у советских врачей.

Старик не понял объяснений, пригорюнился и унес свой подарок. Женщины приумолкли, обиженно поглядывая на доктора.

Через несколько минут старик вернулся. Умоляя доктора простить его за первый маленький подарок, он сказал, что сейчас принес больше, и протянул Филиппову дорогие карманные чистого золота часы.

Филиппов решительно отвел руку старика.

— Он не может, — пояснил Годованец. — Он советский доктор, коммунист. Не разумеете? Со-вет-ский…

Старик, подняв свои морщинистые руки над головой, растроганно воскликнул:

— Нех жие червоно войско! Нех жие Россия!

Женщины горячо благодарили, говорили взволнованно Годованцу:

— Довидзенья, пан сержант, довидзенья…

— Опять не уразумели? — проворчал Годованец. — Я просто сержант, безо всякого пана. — И он так на прощанье пожал руку полячкам, что они взвизгнули.

На улице брезжил рассвет; было свежо и тихо. Падал крупный лохматый снег.

— Вот мы и побывали в другом мире, — сказал Филиппов.

— Сырой материал, — скептически отозвался Годованец. — Еще много над ними придется поработать.

В лесу выстрелили. Нарастающий вой снаряда заставил обоих насторожиться.

— А ну ложитесь! — крикнул Годованец. — Ложитесь!..

Он с силой толкнул Филиппова в сугроб и прикрыл его сверху своим широким телом. Филиппов хотел было возмутиться, но не успел. Снаряд оглушающе разорвался неподалеку.