Солдатское сердце - [9]

— Я сильная. Даже фашиста могу побить. Подаришь мне саблю?

— Сильная — значит, герой. Беги, беги-ка к бабушке.

— Папа, ты ведь в самом деле обещал нам, — к Георгию Константиновичу подошла дочь старшая. — Ну хотя бы на выходной обещаешь? Поедем все вместе в Стрелковку.

— Если все будет спокойно, обещаю, — ответил он, поцеловав девочек, и ушел в Генеральный штаб.

Это была последняя предвоенная встреча его с детьми.

ВОЙНА!

Лист перекидного календаря на 21 июня 1941 года исписан вдоль, наискось и поперек карандашом и чернилами.

Звонки из Кремля, из кабинета наркома обороны, из военных округов по важным и срочным делам. Чтобы не забыть, Георгий Константинович тут же делал пометки в календаре: «Коневу ускорить выдвижение войск за Днепр!», «Сообщил Павлов — немцы сосредоточили артиллерию против Бреста», «Передал Кирпонос — к границе подходят немецкие танки», «Моему заму Ватутину: срочно отозвать всех работников Генштаба из войск, прекратить учения», «Авиацию в боевую готовность», «Перебежчиков — немецких солдат в Москву». Здесь же ровным почерком строка: «Обещал в выходной день поехать с детьми в Стрелковку».

В кабинет вошел молодой генерал Шарохин. Подойдя к столу Жукова, он доложил четко и коротко:

— По вашему приказанию все работники моего отдела с учений из войск прибыли.

— Установите круглосуточное дежурство не менее половины ваших помощников в рабочих кабинетах. Пока свободны! — сказал Жуков.

И тут же опять телефонный звонок. Докладывал начальник штаба Белорусского военного округа:

— Сосредоточение немецких войск у границы закончено. Противник в ряде участков границы приступил к разборке поставленных им ранее проволочных заграждений и к разминированию полос на местности.

На некоторые сообщения, явно доказывающие, что вот-вот немецкие войска перейдут нашу границу, Георгий Константинович не мог ответить определенно, как этого требовала сама обстановка: «Привести войска в боевую готовность!»

С Германией у СССР договор о ненападении. В этих условиях неправомерно брать на себя ответственность перед всем миром и дать команду нанести упреждающий удар по немецко-фашистским войскам. Может быть, фашистское командование того и ждет, чтобы хоть одна советская пушка выстрелила в сторону их войск. И тогда они объявят всему миру: «Русские напали первыми, нарушили договор!» Не могли открыть огонь по врагу, притаившемуся у советских границ, и войска, выдвинутые на ближние рубежи.

Директива об отражении нападения и нанесении ответного удара по противнику уже на столе начальника Генерального штаба. Все дело за разрешением правительства. Как только поступит такое разрешение из Кремля, содержание этого документа будет немедленно передано во все военные округа, в армии, дивизии, полки.

Георгий Константинович посмотрел на часы. Уже десять вечера. Решил позвонить на квартиру, чтобы не ждали. Георгий Константинович всегда выбирал минуту, чтоб позвонить домой и сказать всем «спокойной ночи». На этот раз он не мог произнести этих слов.

Еще не положил трубку городского телефона, как громко затрещал специальный аппарат, по которому можно вести секретные переговоры с командованием военных округов.

Начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант Пуркаев докладывал:

— К пограничникам явился перебежчик — немецкий фельдфебель, утверждает, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления. Он сообщил, что наступление начнется рано утром 22 июня.

— Усильте разведку, потребуйте постоянной информации с границы.

Жуков доложил об этом наркому Тимошенко, а потом позвонил Сталину. Тот выслушал и, как всегда, спокойно сказал, чтобы Жуков и нарком явились к нему в Кремль.

Тимошенко, Жуков и Ватутин собрались вместе, посоветовались, какие предложения докладывать главе правительства. Сообщение перебежчика еще раз подтвердило, что до начала войны остались считанные часы. Нужно немедленно привести все войска в полную боевую готовность. Директива войскам, в которой указывалось о немедленном занятии огневых точек укрепленных районов и приведении войск в боевую готовность, а затем, в случае начала боевых действий врага, о нанесении контрудара, — находилась в папке начальника Генерального штаба.

Все трое договорились во что бы то ни стало добиваться согласия Сталина подписать директиву.

Была глубокая ночь. Сталин ходил возле стола, курил трубку. На уставшем лице озабоченность.

— А не подбросили немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? — спросил он, обращаясь к маршалу Тимошенко.

Нарком ответил за всех, что сообщения перебежчика не вызывают сомнения.

Жуков не мог понять, чего же сомневаться? Предположим, что фашисты ждут первого выстрела с советской стороны, чтоб потом обвинить нас в развязывании войны, но кому же не понятно, что войну породили гитлеровцы. Это они подтянули свои войска к советской границе. Это они то и дело вторгаются в наше воздушное пространство. Самые неопровержимые факты говорят о том, что фашисты подготовились к нападению, и наша задача теперь не только поднять войска по тревоге, но и зарядить пушки, дать команду летчикам с рассветом взлететь в небо. Промедление недопустимо. А вместе с этим Жуков понимал, что не военные люди определяют — начинать войну или подождать. Разве может глава миролюбивого государства отдать распоряжение начать боевые действия против Германии, если заключен договор о ненападении?