Солдатское сердце - [28]

Когда подъехала кухня и всем узникам раздали в котелки жидкую похлебку и по куску хлеба, Петя Косенко всматривался в лица людей, но новеньких не находил. Из «нижнего» никого не было.

Ровно в восемь утра построение. Все еще моросил дождь. У ворот стояли все те же грузовики, которые увозили людей километров за десять, где отрывались лопатами огромные земляные котлованы. Никто из привезенных не мог определить, для какой цели роются эти прямоугольные ямы. Предполагали, что немцы хотят построить кирпичный завод, потому что недалеко расчищались карьеры белой глины.

Во время работы Петра ни на минуту не покидала мысль убежать. Но это было невозможно. Лагерь, огороженный в два ряда колючей проволокой, охранялся со всех сторон часовыми. У сараев тоже патрулировали солдаты. А на месте рытья котлованов были построены четыре вышки и на них установлены пулеметы.

Петя вывозил на тачке землю из ямы наверх. Когда он опрокинул тачку, к нему подошел сосед по месту в сарае, коренастый, с добродушным лицом Николай Федоров. Федоров, как и многие, не терял надежды убежать и готовился к побегу. Ждал удобного случая. В лагере его знали все. Он единственный парикмахер. При нем всегда в кармане машинка для стрижки волос и безопасная бритва. Утром он уже побывал в «нижнем» сарае вместе с фельдшером и доложил коменданту, что «новички» завшивели. Было приказано всех стричь наголо.

— Новость, Петр, есть. Один дяденька в «нижнем» знает Жукова…

— Вы не спрашивали об отце? — насторожился Петр.

— Нельзя так сразу. Я устрою тебе встречу с ним. Хочешь?

Три дня Петя Косенко ждал этой встречи. Наконец Федоров убедил старшего по сараю, что ему одному невозможно «обрабатывать» больных. Требуется помощник.

Слово старшего — закон. Немцы подбирали жестокосердных службистов из числа добровольно сдавшихся предателей. В крайнем сарае, в том, который ближе к воротам лагеря, старшим был отвратительный внешне, вислоусый, злой Чубан. Слабо выраженный подбородок, оттопыренная нижняя губа, красноватый, напоминающий свиной пятачок нос, низкий лоб и мутные маленькие глаза — одним своим видом он наводил ужас. Когда Чубан свирепел, он доходил до бешенства, губы его кривились и без мерзкого ощущения смотреть на него было невозможно.

— Тоже мне, доктор хирургических наук. Дай ему ассистента. Бери, цирульник, хоть пятерых, но чтоб сегодня всех постричь! — Чубан расходился все пуще и пуще.

Федоров пожал плечами:

— Я готов, но гонят на работу. Когда стричь-то? А фельдшер требует не торопиться и чище обрабатывать.

— Завтра с утра отправляйся в «нижний»! — приказал Чубан, скривив губы. — Бери кого хочешь.

Не было сомнений, что назначенный старшим сарая Чубан — один из тех, на которых гитлеровцы опирались и с помощью которых зверски управлялись в своих многочисленных лагерях смерти. Но тысячи советских граждан, оказавшись в фашистских лагерях узников, оставались несгибаемыми, и было немало случаев, когда смельчакам удавалось уничтожить охрану и уйти к партизанам или пробраться через линию фронта к своим войскам. Из лагеря, расположенного в безлесном районе, где находился Петр Косенко, побег был невозможен. Но он не пал духом. Строгий режим, колючая проволока, истязания палачей, гнусные доносы предателей не сломили воли комсомольца. Скудная информация о действительном положении на фронте, которую он получал от поступающих в лагерь новых партий, нескрываемая ненависть к фашистам помогали ему сохранять надежду и уверенность в скорой победе. Свою убежденность в неизбежности разгрома врага Петр вселял в души товарищей.

…Устал, продрог в тот день Петр. На ужин была холодная овсяная похлебка и пропахший бензином кусок хлеба. Только сон мог восстановить силы, но Косенко не спал всю ночь. С волнением ждал он, когда настанет утро, представлял, как вместе с Федоровым пойдет в «нижний» сарай, где встретится с человеком, который знает Георгия Константиновича Жукова.

Но встреча с незнакомцем не дала Пете ни радости, ни утешения. Человек, к которому Федоров привел его, лежал в дальнем углу на полу в тяжелом состоянии. Голова забинтована, видны лишь глаза и рот. Он попросил пить. Петя принес ему котелок воды из ручья, отдал сухари, которые берег в кармане на случай побега.

— Я слышал, что вы знакомы с генералом Жуковым? — спросил Петр. Больной ответил не сразу. Ему нужно было набраться сил, чтобы произнести хоть слово. К тому же у него, по-видимому, была высокая температура.

— Молоденький ты, как мой Володя. Как же угодил сюда?

— Я сын генерала Косенко, может, слышали?

— Нет, такого не слыхал. А вот Жукова приходилось видеть. Приходил он к нам на передовую. Володя мой приглянулся ему, хотел в военную школу послать. Не сбылась мечта Лыковых.

— И я мечтал в военное училище поступить, — сказал Петя, когда Лыков замолк. — И что потом? Кем он, Жуков, стал?

— Кем же, командующим фронтом. Это мы с ним еще под Ельней. Вот она, Ельня родная, и приняла моего сына в свою землю. Я, говорит, папанька, дома побываю, когда Ельню освободим, и тогда в военное училище поеду. И не дожил до взятия Ельни. В атаке погиб. Похоронил его в братской могиле. Видно, не суждено было ему слезы лить, как мне. Мать при бомбежке убита. Дочка еще у меня была, маленькая совсем — три годика. Наташа… Сожгли. Нет, это даже не звери — чудовища! Ух, злой я на них! Хорошо погнали мы фрицев. Верст двадцать драпали от нас. Потом опять оборона. В последнем бою в рукопашной схватке граната разорвалась над головой… Вот и оказался здесь…