Солдат - [46]

Эвакуация Крымского корпуса из Севастополя должна была пройти в два рейса, но все планы поломала осенняя штормовая погода. Десантные баржи не могли выдержать даже небольшого морского волнения, и остались в Новороссийске, а вся работа по нашей перевозке на родину, легла на БДК. За неделю с берега ушли все, кроме нашего батальона, и мы зависли на высоте еще на десять дней. Делать было нечего, дождь, грязь, ямы от раскопок, полные мутной дождевой воды, плохая видимость и стрельба нескольких вражеских снайперов, которые пользовались мерзкой погодой, подкрадывались к нашим позициям и шмаляли в каждую тень, какую сквозь дождь различали.

Первые несколько дней, это вызывало только смех с нашей стороны, но потом, чуваки с зелеными повязками пристрелялись и в один день положили двоих наших бойцов. Вот тогда, захотелось нам их наказать и несколько сержантов подошли к комбату, который за удачный штурм горы получил подполковника, и обратились к нему с просьбой разрешить вылазку. Еременко не ломался и, в ближайшую же ночь, пять разведгрупп частым гребнем прошлись по окрестностям и отстреляли пятнадцать вражеских стрелков.

Батальон продолжал сидеть на горе и, наконец, по рации нам передали, что погода настраивается, и из Новороссийска за нами вышел «Цезарь Куников». Оставались еще одни сутки, и тут, вновь активизировались снайпера. Черт нас всех дернул, вновь напроситься на вылазку, и он же, падла рогатая, дернул Еременко за язык, и комбат, не подумав, ее нам разрешил. В ночь вышли уже шесть разведгрупп и, втянувшись в «зеленку», где отдыхали снайпера, разведгруппы, сходу, напоролись на грамотно устроенную засаду.

Ночь ту, помню я смутно, еще в начале боя меня контузило близким взрывом гранаты. На некоторое время я выпал из реальности, и когда очнулся, рядом не было никого из своих, и только ближе к нашим позициям, шла сильная перестрелка. Осторожно и не торопясь, обходя боестолкновение по широкой дуге, направился в сторону горы, и все бы ничего, если бы я был в норме, но контузия есть контузия, не слышишь, как по палой листве ноги гребут. Вот звук моих шагов и выдал меня. Караимы, убивать меня не стали, хотя могли бы, а просто вырубили, повязали и к себе в поселок отволокли.

Следующее четкое воспоминание, этот самый четырехметровый грязный зиндан на окраине караимского поселения. Прошло уже два дня, как я нахожусь здесь и ничего не происходит, я сижу и никого не интересую. Раскидав ситуацию на составляющие, понимаю, что никто мне на помощь не придет и не выручит. Причина проста, для своих товарищей, скорее всего, я мертв, и о том, что я нахожусь в плену, они попросту не знают. Остается только два варианта, подохнуть в этой яме или бежать, причем, бежать как можно скорее, пока есть для этого силы. Однако легко сказать, да сделать трудно, из ямы без посторонней помощи не выберешься, да и от стражников местных, которые постоянно рядышком тасуются, не убежишь.

Прерывая мои невеселые размышления, наверху раздался человеческий гомон, кто-то на кого-то орал, были слышны характерные звуки ударов по человеческому телу, и через минуту, в яму опустилась хлипкая лесенка. По ней, не сошел и не спустился, а скатился человек. Лестницу тут же подняли, а в проем прохода заглянула большая и непропорциональная голова местного надзирателя, Султана.

— Э-э, русский, — он прищурился и попытался разглядеть меня в полутьме, — к тебе гость, будете теперь вдвоем сидеть.

— Еды и воды дай, сволочь толстомордая! — выкрикнул я.

— Пожрать, не знаю, а вот попить, дам, — надзиратель распустил завязки на своих шароварах, и стал справлять свою малую нужду прямо в яму, — закончив свои дела, он поинтересовался: — Больше ничего не хочешь?

— Да, пошел ты, урода кусок.

Султан рассмеялся и ушел, а я смог разглядеть своего сокамерника, или созинданщика, не знаю, как правильно это будет звучать. Собрат по несчастью, черноволосый парень лет двадцати пяти, нос горбинкой, глаза живые и умные, прижался спиной к каменистой стене и настороженно смотрел на меня. Правда, особо его в полутьме не разглядишь, да и избит он сильно, все лицо в крови, но первое впечатление о нем я составил.

— Ты откуда, аскер? — с трудом шевеля разбитыми губами, спросил парень.

— Кубанская Конфедерация, младший сержант гвардии, контузило, попал в плен. А ты, кто таков?

— Чингиз Керимов, торговец, взятку не дал, теперь расплачиваюсь за это. Товар отобрали, а мне завтра голову отрубят.

— Что так сурово, ты же крымчак натуральный, а к своему соотечественнику, могли бы и снисхождение проявить?

— Да, какие они мне свои, — отозвался парень и посмотрел наверх. — Здесь татар и нет почти, сброд один и бандюганы разной нации, между прочим, и ваших, славян много. Все вокруг нескольких караимских семей, уцелевших в Хаос, вертится. Они и не мусульмане совсем, но сплоченные и дружные, а сейчас, это главное. Старшим вождем у них Эзра Дуван, глава одной из семей, грамотный и хитрый человек, десять лет назад объявил себя имамом крымским, и народ за ним пошел, — немного подумав, он добавил: — Больше не за кем было идти, а людям, всегда пастух потребен.