Солдат - [81]

В половине двенадцатого я приземлился на Сеульском аэродроме и около полудня прибыл в город. Наспех позавтракав, я отправился на командные пункты 1-го и 9-го американских корпусов, оборонявших участок фронта на направлении вероятного наступления противника. В тот день я в течение двух часов объезжал линию обороны, останавливаясь, чтобы побеседовать с командирами частей. Это была сильно пересеченная местность, живописная, но пустынная и дикая, поглощавшая пехоту, словно губка влагу. На участке английской бригады я встретил одного замечательного английского лейтенанта; который руководил оборудованием оборонительной позиции на гребне высоты. Он четко отрапортовал мне и весело улыбнулся. — Я спросил, не могу ли чем-нибудь помочь ему. Он ответил, что ему ничего не нужно.

— Вы считаете, что у вас все в порядке? - спросил я.

— Так точно, сэр, — отвечал он. Затем, немного подумав, добавил: — Правда, солдат маловато.

Он был прав. Солдат на его участке действительно было не густо. С горсткой солдат он должен был прикрывать 900 метров фронта. Но тут ничем нельзя было помочь. Другие части на этом рубеже были вытянуты в такую же тонкую линию. День уже угасал, когда я вернулся в Сеул.

Через два часа, с наступлением полной темноты, китайцы нанесли удар. Они продвигались в том самом направлении, которое мы предвидели. В течение всей ночи на мой командный пункт в Сеуле поступали отрывочные донесения о том, что многие тысячи китайцев штурмуют наши позиции. К утру китайцы глубоко вклинились в наши позиции на десятикилометровом фронте в полосе обороны 1-й и 7-й корейских дивизий[33] и на участке 19-го американского пехотного полка на левом фланге 24-й дивизии. Корейцы дрогнули и обратились в бегство.

На рассвете я отправился на передовые позиции, обороняемые корейцами, — здесь противник вклинился особенно глубоко. Всего в нескольких километрах к северу от Сеула я столкнулся с бегущей армией. До сих пор мне нс довелось видеть ничего Подобного, и я молю бога, чтобы мне не пришлось снова стать свидетелем такого зрелища. По дороге мчались грузовики, битком набитые стоящими солдатами. Солдаты побросали тяжелую артиллерию, пулеметы, минометы. Лишь немногие сохранили винтовки. Все они думали об одном — как можно скорее убежать, оторваться от страшного противника, преследующего их по пяткам.

Я выскочил из виллиса и встал посредине дороги, жестами пытаясь остановить машины. С таким же успехом я мог бы попытаться остановить течение Хянгана. Я не умел говорить по-корейски, а со многие было переводчика. Мне не удалюсь найди ни одного корейского офицера, который говорил бы по-английски. Оставался один выход: позволить им бежать дальше, а глубоко в тылу поставить заградительные посты, остановить машины, направить их в район сосредоточения, успокоить солдат, доукомплектовать части и вновь повернуть их на противника. Я немедленно поехал обратно, чтобы отдать распоряжение об организации этих заградительных постов. Эти посты сыграли свою роль. Отступающие в панике войска были остановлены дороживши заграждениями, установленными военной полицией. Солдат накормили и теперь приводили в порядок.

Надо — помнить, что эти войска с самого начала испытали разгром, какой за всю историю войн выпадал на долю немногих армий. За первые месяцы Корейской войны они были практически уничтожены. Командиры их были убиты или взяты в плен, а офицеры, которые теперь, в последние дни старого года, командовали дивизиями, по своему боевому опыту стояли па уровне командиров рот, если не ниже.

Командующий армией должен решать все вопросы. Одной рукой он должен направлять командиров корпусов, ведущих в бой свои дивизии, а другой — руководить обширным комплексом тыловых вопросов, от которых зависит снабжение солдат в бою. За два дня и две ночи, пока мы сражались севернее Хангана., я объехал на виллисе и осмотрел с самолета передовые позиции, побывав в каждой участвовавшей в бою дивизии. Наше положение стало очень опасным. Перед нами был обстрелянный, решительный противник, а позади — широкая, полузамерзшая река, в своем нижнем течении забитая льдом, который то замерзал, то снова ломался под влиянием приливов и отливов с моря. Единственный путь отхода лежал через два пятидесятитонных понтонных моста, наведенных через Ханган у Сеула.

Если у китайцев большие силы, мы долго не продержимся. Поэтому наша задача — вести упорные сдерживающие бои, уничтожая как можно больше живой силы противника, а затем, если не удастся выдержать дальнейшего нажима, выйти из боя и быстро отойти за Ханган на новые оборонительные позиции, которые уже» были подготовлены в 20 километрах к югу.

В конце дня 2 января я в последний раз совершил поездку по фронту. На открытом виллисе я побывал на командных пунктах командиров всех корпусов и дивизий и заслушал их оценку обстановки. Давление противника возрастало. Пора было отходить. На следующее утро я, скрепя сердце отдал приказ отступать к югу за Ханган и еше раз отдать в руки противника Древнюю столицу Кореи — Сеул.

ГЛАВА 25 ЛЕД НА РЕКЕ ХАНГАН

Ханган в предместьях Сеула так же широк и глубок, как Потомак ниже Вашингтона. В этот жестокий январский мороз лед на реке достигал 10–13 сантиметров толщины, образуя крепко замерзшую сплошную массу повсюду, кроме мест, прилегавших к понтонным мостам. Там солдаты в резиновых лодках, вооруженные длинными шестами, боролись со льдинами, отталкивая их от понтонов. Это зрелище напоминало картину, изображающую переправу Джорджа Вашингтона через р. Делавэр. От этих легких плавучих мостов зависела судьба нашей армии. По ту сторону реки находилось около 100 000 солдат и оставалась все тяжелые орудия и танки. И все это должно было пройти через мосты или погибнуть.