Солдат Иван Бровкин - [5]

Захар Силыч, оглядев «вверенное» ему стадо, качает головой.

— До чего моряк дожил!.. — и, помахивая кнутом, гонит свиней к реке. — А ну-ка, братцы, причаливайте к берегу!

Приближающиеся на телегах девушки видят, как Захар Силыч гонит свиней. Удивлению их нет границ.

— Смотрите, девоньки! Что такое? Наш завгар свиней пасёт…

— А ты мне говорила: Ваня…

— Что это вы, Захар Силыч, машину на свинью сменили? — смеясь, спрашивает девушка с капризными губами.

— Разжаловали меня, голубушки мои, — отвечает Захар Силыч.

— А где Ваня?

— Ваня — главный пастух, а я его заместитель.

Девушки хохочут.

По улице быстрыми шагами идёт Евдокия Макаровна; губы её сжаты. Она на что-то решилась. В окно высунулся старый колхозник.

— Куда торопишься, Евдокия?

— Куда надо, — отвечает она.

Ваня догоняет мать. Он пытается остановить её.

— Не надо, мама. Опять ты вмешиваешься в мои дела.

— А кто другой вмешается? Кто тебя пожалеет, если не мать?

— Опять идёт бедная Евдокия Ваню выручать, — говорит ей вслед пожилая соседка.

На дворе женщина с бегающими глазками заядлой сплетницы вешает белье. Увидев идущих Ваню и Евдокию Макаровну, подбегает к забору.

— Евдокия, что он опять натворил? Гнала бы ты его на все четыре стороны!

Бровкина махнула рукой.

— А ну тебя! — и пошла ещё быстрее.

— Вот до чего непутёвый старуху довел, — говорит ей вслед сплетница.

— Маманя! Козёл, смотри, жрёт….

На крыльце стоит карапуз и показывает на низко повешенное бельё, которое жуёт козёл.

Евдокия Макаровна и Ваня подходят к правлению колхоза. Она останавливается у крыльца и, заглянув в открытое окно, тихо говорит Ване:

— Ты подожди здесь. Пойду посмотрю, ещё сердится или отошёл…

Ваня кивает головой и, заметив идущую по дороге Любашу, бежит к ней.

По кабинету шагает сердитый Коротеев. Он пытается прервать Евдокию Макаровну жестом, короткой репликой:

— Ну подожди.

Это ему не удаётся. Он снова обращается к Бровкиной:

— Дай мне сказать… Да послушай ты!

Но Евдокия Макаровна разошлась, и её остановить невозможно.

— Он слово дал, Тимофей Кондратьевич. А если дал слово, как ты можешь ему не верить?

— Грош цена его слову!

— Ну, попробуй! В последний раз, милый… дорогой Тимофей Кондратьевич! Пошли на любую работу, только чтобы парень был при деле…

Коротеев теряет терпение.

— Отстань, Евдокия, уходи ты с богом! — Он останавливается перед Евдокией Макаровной и нервно перечисляет: — Монтёром был? Был. Провода пожёг? Пожёг. Помнишь, чуть конюшню не опалил? Ни один бригадир брать его к себе не хочет.

— Зачем старое вспоминать, Кондратьич! — говорит Бровкина.

— Ладно, поговорим о новом… Пастухом послал — видала, что он на огороде натворил? — И уже совсем рассердившись, Коротеев кричит: — Бездельник он, лодырь! Вот кто твой сын. Никуда я его не пошлю. Довольно! Не могу!

Евдокия замолкает и, выдержав паузу, сердито переспрашивает:

— Не можешь?

— Не могу!

— А что ты мужу обещал, когда он на фронт уходил? Забыл, что ли? Может, напомнить тебе? — Подражает голосу Коротеева. — «О семье не беспокойся». А сейчас сына его без дела оставляешь? Да ещё руку хотел на него поднять… Кнутом замахнулся.

Растерянный Коротеев неловко пожимает плечами:

— Да… Это я так… сгоряча, Евдокия, как сына родного, ему же на пользу.

— «Как сына родного», «на пользу», — не унимается Бровкина, передразнивая Коротеева.

Тот, пытаясь успокоить Евдокию Макаровну, меняет тон и, наливая в стакан воду, говорит:

— Не кричи! Не кричи, Евдокия, неудобно! Люди услышат… Выпей воды.

— Сам пей сбою воду. Раньше доведёшь человека, а потом хочешь водой откупиться, — сквозь слёзы отвечает она.

— Ну, ладно, ладно? Что-нибудь придумаю для твоего Вани, — подходя к открытому окну, продолжает Коротеев и выплёскивает воду из стакана на…

…Любашу и Ваню, которые сидят на скамеечке под окном и о чём-то оживленно шепчутся. Любаша от неожиданности вскрикнула. Коротеев смотрит из окна и видит дочку с Ваней. Багровея от злости, он бежит к выходу, но в дверях сталкивается с Самохваловым.

— Уходите, Тимофей Кондратьевич? — спрашивает бухгалтер.

— Нет, — растерянно отвечает Коротеев, — никуда я не ухожу. — Он подходит к окну и захлопывает его.

— Значит, обещаешь, Тимофей Кондратьевич? — снова говорит Евдокия.

— Обещаю! — грозно говорит председатель и, ударив кулаком по столу, продолжает: — Обещаю. Или я, или твой непутёвый. Вдвоем нам с ним в одном колхозе не ужиться.

— Опять сначала? Да за что ты на него так нападаешь? Ума не приложу.

— За сломанный забор, за потоптанный огород, за убытки, — отвечает Самохвалов.

— А ты не лезь, не с тобой говорю! — сердито наступает на Самохвалова Евдокия и поворачивается к Коротееву. — Обещаешь ты мне сына на работу послать? Последний раз спрашиваю: пошлёшь или нет?

Коротеев, увидев через окно бегущую к дому Любашу, горько качает головой и нехотя отвечает:

— Ну ладно! Ладно! Иди!

— Значит, пошлёшь? — допытывается Евдокия Макаровна.

— Пошлю, только уходи… пока не передумал, — говорит Коротеев и, обмякнув, садится в кресло.

— Ухожу, ухожу, Тимофей Кондратьевич. Спасибо тебе, милый, помоги вдове воспитать сына… Он ведь у меня одна опора в жизни, — щебечет довольная Бровкина и выходит из комнаты.