Соль - [8]

Конь зафыркал, затряс головой, пошел проворней. Веселей завертелись колеса, громче затарахтела повозка. Дохнуло прохладой.

Трофим оперся на руки, поднял голову — подвода въезжала в лес. Лес не лес а так себе, лесок. Замелькали тонкие стволы березок, дубков. Темной, колючей стеной плыл навстречу, надвигался сосняк. «Гляди ты, как вырос! — не поверил своим глазам», — удивился Трофим, вспомнив, как сразу после войны ходил всей семьей — с Хадорой, Романом — в лес зарабатывать деньги, садил этот самый сосняк. Сам он, Трофим, ходил по свежим бороздам и тяжелым мечом рассекал землю, делал лунки. В эти лунки Роман, нагибаясь, клал по одной маленькие кволенькие сосенки, которые привозили из питомника, а Хадора прямо руками огребала землю, засыпала еж корни саженцев. И, любуясь сосняком, тем, как он вымахал вверх, Трофим думал, что недаром прожита жизнь. В деревне стоит срубленная его руками хата, растет насаженный им сад… В городе живет сын, его сын Роман, и внук Артурик. Поднимается вверх, тянется к солнцу и этот, посаженный также его, Трофимовыми, руками сосняк… А сколько походил он за плугом, перепахал земли! Сколько он обмолотил хлеба, заготовил стогов сена, сколько попас коров… Конечно, он мог бы сделать и больше, если бы не было войны, если бы не разные неприятности, трудности…

Сосняк постепенно перешел в чернолесье. Высокий — в рост человека — папоротник и длинная трава-пожарец зазеленели возле кустов орешника и под стволами деревьев: ясеней, кленов, дубняка. И Трофим вспомнил, что с весны в этом году очень дождило, по неделе, а то и по две не показывалось в небе солнце, было тепло, парило, и всюду, даже вот здесь, в тени деревьев, выросло много травы. Молодой, высокой, сочной. Вот если бы скосить ее да в хорошую погоду высушить, сгрести, застоговать… Сено бы какое было, не сено — чай! Никаких забот с коровами не знали бы зимой. Было бы и молоко, и мясо. И люди хорошо сделали, что решили гуртом скосить Гала, поехали на луг все, кто только может держать косу. И что еду всем будут варить в одном котле — тоже хорошо. Не станет же каждый варить себе отдельно, в своем котелке, как было прежде, до колхозов… Отошло то время, кануло в вечность. Соли вот только не захватили… А без соли, и правда, какая же еда…

В голове у Трофима вроде бы помутилось, перед глазами поплыл туман. Зеленый туман. Трофим опять опустил голову на мешок с солью, посмотрел на небо. Но и небо было не голубое, не синее, а зеленое. «Почему бы это?» — подумал он.

И в следующую минуту догадался, обрадовался.

«Чудак. Да потому зеленое, что я еду по лесу. Как ездил, бывало, когда был сильным, молодым…»

Солнце просвечивало сквозь кружево листьев на деревьях, лучи его падали на глаза. И Трофим сомкнул веки. И… увидел себя дома, в своем дворе, на завалинке. Во двор вошел Хведарка.

— Дядька Трофим, а дядька Трофим! — закричал Хведарка. — Вы ведь знаете, как я родился на этот свет. Так неужто и дитя мое должно так же рождаться? Съездите за меня в Гала, а?

— Так я же еду.

— Если бы вы, дядька, в Гала ехали, а то ведь домой.

— Как домой? Я тебе дам, сорванец, домой…

И Трофим усмехнулся.

— Ты не смейся, ты и правда домой едешь. Нажился один, хватит, — услышал вдруг Трофим голос (боже мой, опять!)… своей Хадоры.

— Откуда ты взялась? — спросил он и хотел поднять голову, посмотреть на жену. Но голова была непривычно тяжелой, не поднять.

— Не беспокойся. Ни о чем не беспокойся, — сказала Хадора.

— Как не беспокоиться? Жить и не беспокоиться?

— Ты все сделал, что надо было сделать…

И правда ведь, о чем ему тревожиться, чего он еще не сделал?

— А соль? — вдруг вспомнил он. — Хведарка же просил меня отвезти косцам соль. Все в Гала захватили с собой, а соль забыли. Без соли какая же еда?

— Соль Тарзан и без тебя отвезет. Он старый, знает дорогу… не беспокойся.

И Трофим, наконец, увидел Хадору. На ней была черная фабричная юбка, белая, вышитая васильками, кофта, на голове повязан платочек. И была Хадора молодая, красивая, такая, какой была прежде, до замужества. Она протянула к нему руки, сказала:

— Трофимка, хватит нам жить друг без друга. И я соскучилась по тебе, и ты, вижу, по мне скучаешь… приезжай, приезжай ко мне. И ни о чем не думай, не заботься… Тарзан сам отвезет в Гала соль. И у Хведарки хорошо все обойдется — жена родит сына. В больнице, как и полагается в теперешнее время. И сына того назовут в память тебя Трофимом…

— Откуда ты все это знаешь?

— Я все, все знаю.

И Хадора усмехнулась. Усмехнулась по-девичьи смущенно, так же, как усмехалась всегда, когда была в чем-то виновата перед Трофимом или когда просила у него что-нибудь.

За эту усмешку Трофим готов был сделать для нее что угодно, пойти хоть на край света.

Забыв о своей болезни, о боли в суставах, Трофим подался всем телом навстречу Хадоре. На минуту показалось — земля холодная. Перед глазами мелькнули белые-белые деревья, белая дорога и белые-белые кони… И на них, на этих конях, на санях, едет он, Трофим. Едет не за дровами, нет, едет за ней, за Хадорой. Едет, как ехал когда-то на свадьбу туда, где жила Хадора, — в Засемашки, белую-белую, как снег, зиму.