Сокровище троллей - [9]

— Пусти, ну! — возмутился путник. — Я же только умыться!.. Воды жалко, да?..

Мягкая неодолимая сила неспешно потянула юношу к себе. Он упал грудью на камень, яростно затрепыхался — руки были в воде по локоть — и вспомнил нужные слова:

— Заклинаю моей человечьей кровью — отпусти!

Нехотя разжалась подводная хватка.

Вырвавшись, путник уселся на камень. Он не замечал, что с рукавов полушубка текут ручейки, а овчина покрылась сосульками. Юноша сердито глядел в прорубь.

Там, на черной глади, вместо своего отражения он видел женское лицо. Некрасивое, но поражающее властностью и силой. Грубо вылепленные черты, прямые широкие брови, твердо сомкнутые губы, упрямые глаза, такие же черные и бездонные, как речная глубина. И волосы, невероятно густая и буйная масса темных волос, колышущихся вокруг лица и уходящих под ледяную корку.

Путник обиженно, по-детски всхлипнул:

— Сильная, да?.. Довольна, да?..

Сейчас он был похож на мальчишку, которого старшие ребятишки не взяли в игру, да еще и поколотили.

Ни слова не прозвучало в стылом воздухе. Молчали замерзшие берега, молчал серо-сизый лед, по которому ветер мел снег. Не дрогнули твердо очерченные, надменные губы женщины. Но в этом молчании был презрительный ответ, внятный путнику.

Да, сильная. Да, довольна.

Лицо в воде расплылось, растаяло, поверхность воды на глазах пошла затягиваться ледяной коркой.

— Ну и ладно! — громко сказал путник, вставая на ноги. — Не больно-то надо было…

Подобрав шапку, он принялся карабкаться по обледеневшей тропке. Подниматься было труднее, чем спускаться: мешали навернувшиеся на глаза слезы.

* * *

Уздечка из веревки была сделана с деревенской обстоятельностью: вокруг шеи за ушами лошади, узел под горлом, еще петля вокруг морды — и конец веревки как повод.

А вот человек, который вел лошадь в поводу, на крестьянина отнюдь не походил, хоть и одет был весьма небогато. Невысокий, жилистый, с острым волчьим лицом, которое пересекали два старых шрама — один на щеке, другой через переносицу… И два меча за плечами. Эфесы простые, без украшений, потертые ножны. Рабочие клинки.

А потому двое, шагнувшие перед путником на дорогу, не стали его недооценивать. Держались на расстоянии — и один сразу поприветствовал незнакомца вскинутым на прицел луком. Стрела глядела путнику в лоб.

Второй — здоровяк с мрачной физиономией — поигрывал увесистой дубиной, но близко к встречному не торопился подходить.

— Не дергайся — и будешь жить, — предупредил молодой востроглазый лучник.

— А чего мне дергаться? — без тени страха или злости отозвался путник. — Разве ж я девчонка, которой за шиворот лягушку сунули?

— Разговорчивый, — угрюмо хмыкнул здоровяк.

— Разговорчивый, — согласился лучник. — Ты, добрый человек, видать, того бродячего лекаря остановил, чтоб поболтать? А потом на память о беседе лошадку прихватил?

Без малейшего замешательства путник окинул взглядом лучника, продолжающего держать его на прицеле.

— А это ваша забота? Да чтоб мне эту лошадь слопать, если вы, парни, королевские солдаты или замковая стража.

Лучник одобрительно хохотнул.

Но его приятель был настроен не так весело:

— Это ты чего… с шавками из замка нас равнять вздумал?!

— Уймись, Тумба, — поспешно сказал лучник. — Не равняет он нас с шавками из замка… А ты нам, добрый человек, вот что скажи. По какому-растакому праву ты на здешней дороге никому проезда не даешь?

— Ох уж и никому… — Хрипловатый голос путника звучал вполне добродушно. Сейчас этот жесткий, несомненно опасный человек похож был на волка, играющего с подросшими волчатами. — Вроде только с лекарем и потолковал.

— Врет небось… — тяжело бухнул сердитый Тумба.

— Врет, не врет — оно мне без разницы, — строго сказал лучник. — Мне вот интересно: знаешь ли ты, добрый человек, что в здешних краях только мы вдоль дорог работаем?

— «Мы» — это вы трое? — уточнил путник.

Лучник на миг растерялся, а потом хохотнул:

— Ишь, чуткий какой, волчара! Услышал, да?

И, не отводя глаз от цели, повысил голос:

— А тебе, сопляку, уши выдрать мало. Возишься, как кабан на лежбище, хруст стоит отсюда до Джангаша!

Тем временем Тумба сообразил, что вопрос остался без ответа — и путник ничего не знает о стоящей за ними могучей силе.

— Нас не трое. Мы… это… мы шайка!

— Шайка — это хорошо! — обрадовался путник. — До меня ваша громкая слава не докатилась, я издалека, из Чернолесья. Но буду проситься к вашему костру.

— И с какой это радости? — ухмыльнулся лучник.

— А мне больше некуда податься, — объяснил путник просто.

— Я не про то говорю. С какой это радости мы тебя к своему костру пустим?

— Верно говоришь, Тетива, — солидно согласился здоровяк. — Вот я медведя на рогатину беру… лошадь на плечах поднимаю… а он может?

— А я, — с чувством собственного достоинства добавил Тетива, — могу тебе, добрый человек, всадить по стреле в каждый глаз прежде, чем ты до эфесов дотянешься.

— И все у вас такие лихие? — Путник с явной насмешкой покосился в сторону придорожных кустов, откуда до его ушей только что донесся предательский хруст ветвей.

— Все, не все — что тебе за дело? — обиделся за невидимого напарника Тетива. — Сам-то что умеешь?