Сокровище африканских гор - [37]

Через полчаса вошел Ливингстон. Зная, что такой сон непобедим, громко позвал Сузи:

— Сузи, положите ноги джентльмена на кровать, снимите с него сумку и сапоги. Когда он проснется, вы скажете ему, что я жду его. Я пообедаю один.

Охотник проснулся поздно вечером, к тому времени, когда Сузи собирал ужин. После ужина, на который были местный сыр, апельсины, орехи, бутылка малаги и кофе, Гент начал говорить о европейских событиях. Ливингстон ничего не знал. Гент успел рассказать ему главные новости. Вспыхнувшая франко-прусская война окончилась поражением Франции; Наполеон III взят в плен, императрица спаслась бегством; Дания и Шлезвиг-Голштиния присоединены к Пруссии; Грант избран президентом Северно-Американских Соединенных Штатов; подавлено Критское восстание; революция лишила королеву Изабеллу престола.

Ливингстон слушал так внимательно, что почти не прикасался к еде. Между тем арабские шейхи, узнав о прибытии к Ливингстону гостя, прислали целую кулинарную депутацию. На одном блюде втащили гору горячих пирожков с мясом, на другом — жареных цыплят, на третьем — козье рагу; еще последовало блюдо с фруктами и засахаренными орехами.

Насытясь, Гент занялся кофе и трубкой. Рассказав все о встрече со Стэнли, о совместном путешествии, он чрезвычайно обрадовал Ливингстона сообщением, что Стэнли везет ему письма.

— Я рисковал, отправляясь по Магалазари, больше Стэнли, — сказал Гент, — поэтому я не взял ни одного письма. Ваш караван, посланный Занзибарским консулом, привез их год спустя в Табору; Стэнли захватил груз каравана и письма.

— Там, значит, есть и письма от моих детей, — заметил доктор. — Мне очень хотелось бы после этих шести лет вернуться домой, но мне трудно отказаться от дела. Не больше шести месяцев нужно для того, чтобы подняться к истинному источнику Нила, к озеру, называемому туземцами Чауамби.

Начав говорить об этом, он оживился, взгляд его стал быстрым и молодым. Понемногу отдельные его замечания слились в рассказ об этих шести годах путешествия.

— Я отправился, — говорил Ливингстон, — внутрь материка 7 марта 1866 года.

У меня было двенадцать бомбейских сипаев, девять человек с Коморских островов, семь освобожденных рабов и два негра с Замбези; животных — тринадцать: шесть верблюдов, три буйвола, два мула и два осла. Сипаи, вооруженные скорострельными карабинами, охраняли экспедицию. Десять тюков материи и два мешка стекляруса я взял для торговли с неграми.

Я шел левым берегом Ровумы, реки, впадающей в океан недалеко от мыса Дельгао. Здесь росли камыши, которые приходилось прорубать топорами на протяжении миль.

Сипаи и коморские туземцы оказались отчаянными лентяями. Им скоро расхотелось идти вперед. Думая заставить меня вернуться, они так били и мучили животных, что не осталось ни одного.

Гент вспомнил Зимбауэни, но ничего не сказал.

— Видя, что от этого толку мало, — продолжал доктор, — они принялись восстанавливать против меня окрестных дикарей, распуская слухи, что белые покупают негров для того, чтобы их есть. Это были мерзавцы. Свои тюки и оружие они заставляли нести первую попавшуюся женщину или ребенка, угрожая смертью. Они не могли пройти часа, чтобы не лечь на дорогу, жалуясь на свою судьбу и замышляя новые каверзы.

Опасно было держать при себе таких людей, и я, снабдив их на дорогу тканями, послал их обратно. У меня остался небольшой отряд, с которым, продравшись сквозь ужасную трущобу земель Вагиуя, в начале августа я пришел в страну короля Мпонды около озера Ниасса.

По дороге сбежали два носильщика. У меня был молодой негр Викотани. Когда пришли в Мпондо, он явился ко мне, заявляя, что на восточном берегу Ниасса живет его семья, что его сестру очень любит король Мпондо, она-де его жена. Он кончил тем, что просил отпустить его к родственникам.

Видя, как он упрямо стоит на своем, я свел его к Мпонде, который, кстати сказать, никогда не видел Викотани, и, снабдив товаром, оставил до того времени, пока семья не явится за ним. Видя, что хитрость его открыта, он стал сманивать негра Чумаю, обещая найти ему жену. Чумаю махнул на это рукой и все рассказал мне.

Далее шло еще хуже. От Мпонды я попал в деревню короля Бабизы и имел глупость остановиться у него, чтобы полечить этого человека от волчанки. Пока я здесь жил, с западного берега Ниассы явился араб. По-видимому, он участвовал в какой-то Темной афере, так как начал лгать.

По его словам, он был ограблен племенем мазиту. А мазиту живет по крайней мере за сто пятьдесят миль к северо-западу от того места, где проходил этот араб. Я с сомнением слушал, но Муза (так звали начальника коморских негров) сделал вид, что поверил арабу. Вечером он пришел ко мне и стал говорить о несчастьях арабского каравана. «Ты веришь?» — спросил я. «О да, он говорил истину, истину, истину». — «Муза, — сказал я, — араб лжет. Мазиту не только грабят, но всегда убивают. Ты, видимо, боишься идти дальше со мной. Пойдем же к Бабизе, он уговорит тебя».

Король, выслушав историю, сказал:

— Араб врет. Будь мазиту здесь близко, я давно слышал бы уже об этом.

Когда мы пошли обратно, Муза стал хныкать: