:
Когда шла я мимо, когда шла я мимо,
когда проходила я мимо дома,
моя (дорогая) Инанна меня увидала.
О брат (мой), что она мне сказала,
о что еще мне она сказала?
О (мой) брат, о любви, о любовных чарах,
о сладчайшем на свете
моя (дорогая) обожаемая Инанна
открылась мне!
В то время как я занята была делом,
(тебя) она встретила, мой любимый,
привязалась к тебе, восхищеньем прониклась
(с) первого (взгляда).
О брат (мой), она привела меня в дом,
уложила меня в (медовую мягкую)
постель; рядом со мной прилегла дорогая,
близко к сердцу, говорили мы с ней поочередно:
то я, то она, и она, о прекрасный мой брат,
со стонами мне поведала душу,
а я поведала ей (разные вещи),
словно (тяжело) больной;
неудержимая дрожь — от самой земли —
сильная дрожь охватила ее.
О мой брат, ударяя по бедрам
[41], (в тоске)
моя дорогая проводит дни.
Думузи незамедлительно улавливает намек, но, не желая слишком явно обнаруживать свои чувства, делает вид, что ему необходимо идти во дворец:
Отпусти меня, о сестра! Отпусти меня!
Прошу, моя дорогая сестра, отпусти меня,
отпусти меня во дворец!
Гештинанну не так-то легко провести: она догадывается, куда он стремится, и, шутливо подражая напыщенно-суровому отцовскому тону, отвечает:
Для взоров моих отцовских ты (по правде) еще
малый ребенок;
там же, Баба может познать в тебе мужчину,
я отпущу тебя к ней!
И Думузи уходит.
В другой песне[42], которая может быть названа «Уловки женщин», предполагается, как мы считаем, что Думузи и Инанна встретились и влюбились друг в друга накануне вечером. Весь описываемый в песне день любовники провели в разлуке — Думузи, по всей вероятности, за работой, Инанна же коротала томительно долгие часы за играми и плясками, с нетерпением ожидая вечера, когда Думузи освободится, и надеясь его тогда увидеть. Они встречаются, когда Инанна возвращается домой:
Мне, девице, коротавшей время праздно
со вчерашнего дня, мне, Инанне, коротавшей время праздно
со вчерашнего дня, коротавшей время в плясках,
пенье песен весь день напролет,
повстречался мне он! Повстречался мне он!
Господин, равный Ану, повстречался мне.
Господин вложил мою руку в свою,
Ушумгальанна обнял меня за плечи.
Куда (ты ведешь меня)? Дикий бык,
отпусти меня, я спешу домой!
Равный Энлилю, пусти меня, я спешу домой!
Что мне выдумать в оправданье для матери?
Что мне выдумать для Нингаль?
Думузи в порыве страсти не в состоянии думать ни о чем, кроме любви, и полагает согласие Инанны само собой разумеющимся. Инанна же, имея виды на брак, сопротивляется. Она дает понять, что готова пойти с ним, однако у нее есть мать: как же Инанна может уйти и остаться с ним в столь поздний час? Думузи, в неведении о ее тайных помыслах, принимает отговорку за чистую монету, чем и обнаруживает свою крайнюю молодость и наивность. Он изображает из себя опытного наставника, поучая Инанну, какие именно небылицы лучше всего выдумывать девушкам, желающим оправдать свою позднюю отлучку из дома (Инанна, надо думать, вряд ли сумела удержаться от улыбки):
Научу я тебя, научу я тебя,
научу я тебя, Инанна, выдумкам женским:
«Подруга моя со мной прогуливалась
на площади, под звуки флейты и тамбурина
танцевала она со мной,
наши песни печальные были сладостны — она мне их напевала;
наши песни веселые были сладостны — время летело!»
С этой выдумкой ты предстань перед матерью;
А мы — О, если бы мы могли тешиться
в лунном свете!
Позволь разостлать для тебя чистейшее, сладостное
царское ложе,
позволь проводить с тобой время в радости
и усладе.
Каким образом Инанна отклоняет это предложение и побуждает суженого просить ее руки — к сожалению, остается неизвестным из-за имеющейся небольшой лакуны. Но то, что она преуспела в этом, ясно видно из последующего текста, где говорится, что теперь Думузи сопровождает Инанну домой к матери с намерением сделать предложение. Инанна уже называет свою мать «нашей»: она очень взволнована и едва удерживается, чтобы не побежать. Единственное, о чем она беспокоится, — достаточно ли хорош дом для такого случая; ей хотелось бы отправить впереди себя гонца, чтобы предупредить мать:
Он решил подойти к воротам нашей матери,
Я готова бежать, (полна) ликования!
Он решил подойти к воротам Нингаль,
Я готова бежать, (полна) ликования!
О, если бы кто-то передал моей матери —
И она разбрызгала кедровое благовоние по полу!
О, если бы кто-то передал Нингаль, моей матери —
И она разбрызгала кедровое благовоние по полу!
Ее жилище благоухает сладостно,
Все ее слова полны радости.
Инанна уверена, что ее выбор одобрят и что мать будет счастлива принять Думузи как своего зятя. Он родом из знатной семьи, богат, сам хороший добытчик, и она испытывает удовольствие в предвкушении того, какими будут приветствия Думузи со стороны матери, которая восславит его как зятя бога луны Суэна (и своего собственного), радуясь тому, что он вполне достоин стать мужем дочери:
Господин мой, воистину ты достоин чистых объятий,
Амаушумгальанна, зять Суэна.
Владыка Думузи, воистину ты достоин чистых объятий,
Амаушумгальанна, зять Суэна!
Господин мой, богатства твои сладостны,
травы твои в степи благоуханны все до единой;
Амаушумгальанна, богатства твои сладостны,
