Сокровища баронессы фон Шейн - [44]

Граф нервно глотнул. Ему вдруг захотелось выпить, и не то что выпить – напиться, чтобы полегчало на душе. Ольга сказалась больной, не пожелала его увидеть. Неужели ехидный, но чертовски умный и проницательный Белокуров прав? Неужели эта женщина играла им?

Он с вожделением смотрел, как хозяин разливает вино по хрустальным рюмкам и оно рубином блестит в острых гранях.

– Как кровь, – прошептал он.

– Вы что-то сказали? – поинтересовался Цабель любезно.

– Нет, – испугался Воронский. – Это я так. Свои мысли.

Он залпом выпил рюмку, но наотрез отказался продолжать. Воронский боялся, что разоткровенничается и выдаст тайну уважаемому супругу, который ничего не знал – в этом Александр был уверен. Ольга водила за нос и Альберта. Но от этого стало тяжелее, и мысли о том, что делать дальше, закрутились в голове.

– Спасибо за вино, оно прекрасно. – Александр встал и протянул старику руку, которую тот с чувством пожал обеими влажными ладонями. – Жаль, что не удалось увидеть Ольгу Зельдовну. Надеюсь, ее недомогание быстро пройдет.

– Пройдет, пройдет. – Альберт замахал руками, будто мельница. – Я приготовил ей подарок – норковое манто и кольцо с бриллиантом.

– Очень рад, – чопорно отозвался Воронский. – Рад, что слухи о вашем разорении не подтвердились.

Он сам не понял, как эти слова слетели у него с языка. Желтоватая кожа на лбу Альберта собралась в гармошку.

– Разорен? – удивился он. – Эти слухи сильно преувеличены. Да, мне не удалось хорошо заработать на ювелирном деле и помочь своему тестю-другу, но на безбедную жизнь вполне хватает.

– Очень рад, – повторил граф и, махнув рукой, вышел из дома на негнущихся ногах. Перед глазами плыли черные круги, воздуха не хватало, и он рванул ворот рубашки, не обращая внимания на отлетевшие пуговицы и на молодую, бедно одетую женщину, бросившую на него удивленный взгляд. Поймав экипаж, Александр приказал как можно быстрее отвезти его домой, и там, зашторив окна в своей комнате, лег на кровать и, устремив неподвижный взор в лепной потолок, неподвижно пролежал до вечера. С наступлением темноты граф, немного придя в себя, написал Ольге, умоляя о свидании, снова попросил слугу отнести ей послание и снова не получил ответа. Воронский пытался подкараулить ее возле дома, но бывшая возлюбленная, будто предчувствуя это, выходила только с мужем. Он попробовал еще раз навестить Цабеля, стараясь прийти тогда, когда его не будет дома, однако Ольга его не приняла, опять сказавшись больной. Бедняга написал ей в гостиной Цабеля, предупреждая, что если она его не примет, то никогда больше не увидит. Видимо, этого и добивалась вероломная возлюбленная. Между ними стояли пятьдесят тысяч, которые она не собиралась возвращать и которые почти все были потрачены. Предприняв еще несколько попыток увидеться с любимой, Воронский сдался, продал остатки имущества и уехал в Южную Америку, не в силах оставаться в городе, где многое напоминало о ней. Через год Ольга получила письмо от его компаньона, извещавшее о смерти молодого человека от какой-то тропической болезни. Стоит ли говорить, что ни слезинки не выкатилось из ее прекрасных глаз?

Глава 28

Южноморск, наши дни

Понимая, что скоро сгустятся сумерки, Сергей и Николай решили разделиться. Ротов отправился по соседям Чуни, намереваясь выяснить, не видел ли кто приходящих к нему гостей в последние пять дней, а Морозов поехал к Илларионову, чтобы попытаться отыскать тайник. Честно говоря, надежды у оперативника почти не осталось, он недоумевал, почему Потапов, такой опытный следователь, попросил его о таком бесполезном деле. Ведь ясно как день, что дневник забрал убийца, и ему, Сергею, предстоит искать черную кошку в темной комнате, заведомо зная, что там ее нет. Однако он привык выполнять приказы начальства, и поэтому, когда такси (он решил ускорить процесс и потратиться на «извозчика», тем более поджимало время) подвезло его к дому краеведа, Морозов аккуратно снял пломбу с калитки и принялся, как голодный волк, рыскать по участку. Минут через двадцать он оставил это занятие, рассудив, что человек, столько лет проработавший в музее и привыкший бережно относиться к документам, вряд ли доверит их земле. Прежде чем зайти в дом, тоже опломбированный, Сергей направился в старый сарай, в котором покойные супруги хранили закрутки, пересмотрел каждый квадратный сантиметр, но тоже ничего не обнаружил.

– Говорил же я, что дневник забрал убийца! – бормотал он под нос, ругая майора. – Нет, ему, видите ли, взбрело в голову его найти. И где найти, спрашивается? Погреба в доме нет, в прошлый раз мы все обыскали. Ладно, организую вам еще один обыск.

Он уже приготовился подняться на крыльцо, как вдруг среди толстых стеблей какого-то растения заметил исписанный клочок бумаги. Позже Морозов и сам не мог объяснить, почему ему захотелось взять его в руки. Первое, что пришло в голову, – перед ним обрывок старого письма, написанного краеведом или его женой. Иные старики бережно хранят всю корреспонденцию и даже передают ее по наследству. Тем не менее (позднее Сергей именно так и утверждал) какая-то сила толкнула его к этому клочку, и он, рискуя получить ожоги от ощетинившейся крапивы, зеленевшей совсем близко от остатков документа, все же взял его и поднес к глазам, пытаясь в сгущавшихся сумерках разглядеть слова. К его удивлению, бумага оказалась на вид очень старой, сморщенной, пожелтевшей, а слова, написанные синими чернилами, содержали буквы ять и ерь, давно не употреблявшиеся в современном русском языке.