Соколиный клич - [3]

— Дождись Вечернего Всадника. Это лучшее, что ты можешь сделать! — продолжал уговаривать его целитель, а потом обратился к Кыму: — И тебе тоже не советую творить безумств сгоряча. Подумай, будет ли стоить твоя борьба тех сотен и сотен душ, что придётся за неё отдать.

Кым отвернулся и заученным уже за полгода усилием взмыл в небо соколом. Путь до Заречья предстоял неблизкий. И только неугомонный мальчишка бежал внизу за его тенью, пока Кым не набрал такую скорость, что угнаться за ним смог бы лишь ласковый южный ветер.

В селе Ясеньки родители встретили его слезами. Не чаяли увидеть живым, прослышав о том, что его отряд попал в засаду и был вырезан под корень.

Все приходили подивиться на Кыма, единственного выжившего, даже с дальних земель приезжали. А ему только это и надо было: на лобном месте он вставал на высокий пень и рассказывал всем, кто желал слушать о том, что стряслось в Будескайском замке на самом деле. Что за твари таились под голубыми плащами Лучезарных. И кто таков на самом деле новоявленный Белый Палач.

На глазах у всех Кым шептал лошадям, созывал птиц и превращался в сокола. Отлавливал мелких демонов и, прежде чем убить, показывал их всем, чтобы люди, наконец, разули свои слепые глаза, пощупали и убедились, на чьей стороне истина.

Народ воспалялся всё больше. Все, кому не нравилась новая власть единоверцев, все, кто потерял близких во время этой жуткой Войны за веру, все, кто разочаровался и пресытился обещаниями новой сладкой жизни, все, кто оправдал Сумеречников и признал истинную суть предателей-Лучезарных.

Майя, уже давно невеста — первая красавица в селе, тоже дождалась его возвращения. Нет-нет, да Кым слышал перешёптывания, что она единственная верила, что он жив, даже когда родители отчаялись. Отказывала всем женихам, отцу своему кузнецу прекословить посмела. А как вернулся Кым, так снова стала за ним хвостиком бегать.

В одно из мгновений тоски он не выдержал, сдался. Та ночь была невероятно звёздной и яркой, шумела река и пели кузнечики в траве, и Кыму так не хотелось быть одному и смотреть в её заплаканное, измученное томлением лицо.

А после ничего не оставалось, кроме как взять её в жёны, ведь он уже стал вождём, важной фигурой, а значит, и честь его должна была оставаться незапятнанной несмотря ни на что.

Сразу после невыносимо долгой и претенциозной свадьбы, он отправился в путешествие по всему Заречью и соседним землям, чтобы собрать как можно больше поддержки и подготовить восстание. Не думал совсем ни о Майе, ни о своей семье, ни о серебряном браслете на запястье, который ему подарили на помолвку заезжие Сумеречники.

Он принимал к себе всех, кто хотел идти: детей, стариков, женщин. Обучал всему, что знал. Приходили к нему и более опытные воины, и он, отставив гордость вожака, перенимал от них всё, чему они могли его научить, брал подарки деньгами и оружием. Нашёл писарей, которые согласились составить послание в компанию Норн, чтобы попросить у них о помощи. Ведь они преследовали общую цель — спасти Сумеречников, разбить Лучезарных.

Отыскались и посыльные, что согласились тайно доставить послание в Дюарль и привезти ответ как можно скорее. В этих хлопотах пролетело целых полтора года, а возвращаться на малую родину всё так же не хотелось.

Но пришлось в конце концов. Встречать его на околицу как и всегда выбежала Майя, с волосами уже заплетёнными в одну толстую косу, приятно округлившая и утратившая угловатые черты подростка. Жмурилась лукаво и звала его поскорее домой, посмотреть на её подарок. Она теперь жила вместе с его родителями. И как-то неловко было, боязно, но никому нельзя показывать слабости.

Кым пошёл послушно, чувствуя смутную тревогу. Дом его встретил детским плачем. Майя забежала вперёд и вынула младенца из колыбели:

— Вот, посмотри, он твой!

Кым сглотнул и слабеющими руками принял у неё сына, не зная, что делать, как реагировать. Потянулся к нему пальцами, чтобы отвернуть одеяло и получше рассмотреть. И хоп! С лёгкой вспышкой, укутавшись облачком дыма, малыш обернулся крохотным пушистым комочком с огромными испуганными глазами. Кым погладил пальцем его голову, силясь осознать:

— Он и правда мой?

— Ты знаешь других соколов-оборотней в округе? — задорно усмехнулась Майя.

Румянец опёк щёки. Надо же, такой кроха, а аура сильнее, чем у Кыма, сильнее, чем у большинства Сумеречников, которых он видел. С такой разве что сила маршала Веломри да его жены сравнилась.

«Неужели это и правда… мой сын?»

Немного обвыкшись и успокоившись, птенец снова перекинулся в ребёнка. Кым всё продолжал удивляться. Вспомнилось, как больно было оборачиваться впервые, будто лопалась плоть и ломались все кости, сжимались, перестраиваясь в нужную форму. Он до сих пор чувствовал боль и тяжесть во всём теле, если превращался неловко и резко. А каково должно быть этой крохе? Чему он так задорно ухмыляется?

— Ему не больно?

— Не знаю, — ответила Майя. — В первый раз он превратился, как только повитуха отёрла его от слизи. Постоянно это делает, когда пугается. Думаю, для него это так же естественно, как дышать.

В подтверждение кроха прикрыл жёлтые, оставшиеся такими же пронзительно птичьими, глаза и тихонько засопел.